Юрий Соломин: «Без театра — нет нации»

Строительными лесами покрылся городской пейзаж в центре Москвы. На Театральной площади идут работы по реконструкции здания Государственного Академического Малого театра России, но творческая жизнь Дома Островского по-прежнему насыщена спектаклями и событиями.


Королевское чаепитие

С апреля по октябрь театр живёт в гастрольном ритме. Новосибирск, Курск, Петрозаводск и многие другие города страны встречают любимых артистов. Наша беседа с художественным руководителем театра, народным артистом СССР Юрием Мефодьевичем Соломиным произошла незадолго до закрытия на реконструкцию исторической сцены.

В кабинете худрука царила «старомосковская тишина»: щебет певчей птички из дальнего угла большой комнаты и мерный ход старинных часов. Мы расположились у большого круглого стола за чаем, и мой взгляд остановился на улыбке Королевы Англии Елизаветы II. На стене висела её большая фотография с автографом. На столе — чайные приборы белого фарфора. Я несколько оторопела, но к моей радости, нашу беседу артист с мировым именем начал легко.

— Столы, стулья, диваны, на которых мы с вами сидим, это всё — XIX век.

— А мы так просто здесь чай пьём?!

— Ну не так просто — с пирожками... Двадцать пять лет назад специалист, который реставрировал эту старинную мебель, сказал, что мебель живёт тогда, когда она жива, то есть используется по назначению. Хотя, казалось бы, после реставрации надо было, как в музеях делают для большей сохранности: повесить верёвочки на диванах, но у нас всё настоящее, и должно остаться таковым после ремонта.

— Не по этой ли причине королева Англии посетила Малый театр?

— Да, она, действительно, в 1994 году была в России несколько дней с единственным визитом. И для встречи с дипломатическим корпусом выбрала именно Малый театр. Когда мы провожали делегацию, то я вручил Её Величеству палехскую шкатулку ручной работы с изображением Малого театра. Она посмотрела, улыбнулась, сказала «thenk you». Вот и всё. За ней шла целая кавалькада королевской свиты, и один старикашечка из третьего ряда свиты, видимо из русских эмигрантов, остановил меня за руку и спросил: «Откуда вы узнали, что Её Величество коллекционирует шкатулки?!» Я ответил: «Да мы просто хотели что-то подарить на память о России и Малом театре». Он говорит мне: «Вы попали в точку!» Через две недели Елизавета II уже прислала для меня вот эту фотографию с автографом. А ведь она могла забыть о такой малости. Они, — ведь — королевы, оказывается, один раз выезжают с визитом в какую-нибудь страну.

В этот момент я решила вручить Юрию Соломину подарок от курян, выбирая который долго ломала голову. Это тоже была шкатулочка — только хохломская, с изображением Курского театра, в котором Малый театр гастролировал.

— А мы попали в точку?

Увидев шкатулку, Юрий Мефодьевич только развёл руками и доброжелательно засмеялся.

— Вы тоже попали в точку...

— Что у Вас осталось в памяти о нашем городе?

— Прежде всего — тёплый приём зрителей... Каждый новый город, как новое произведение в литературе, — или кино: чтобы его понять и составить своё впечатление, надо там побывать не один раз. На меня большое впечатление произвела поездка в Коренную пустынь под Курском: монастырь и природа, хотя мы туда попали в проливной дождь. В Курске я побывал впервые со спектаклем «Горе от ума» и рад, что его отметили куряне.

— В этой классической пьесе каждый персонаж оказался на удивление близок современному зрителю. По-особому была принята роль Фамусова в Вашем исполнении.

— Наверное, потому, что речь зашла о семье. О воспитании ребёнка — дочери. В наше время это тоже очень сложно, и не только одинокому мужчине... Конечно, за двести лет изменилось общество, отношения, да и само «Горе от ума». Я не играю Фамусова обычным подхалимом — он озабочен судьбой дочери, и это вышло сегодня на первый план в решении характера персонажа. Кого выбрать в мужья для Софьи, и что она будет делать, если отец умрёт? Кто и как позаботится о ней? Кругом — одни прохиндеи! «Подалее» надо «от этих хватов, в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов...» Вот вам и тема. И если играть Грибоедова по-честному, то остаётся особое послевкусие от пьесы. Мы в театре не переделываем классику, это невозможно. Стараемся понять, что написал автор за каждым словом, за каждой буквой, и найти новое решение. В этом — вся суть творческого процесса, а не в том, чтобы сотворить оригинальный капустник.


Тигр, артист и Куросава

— В истории мирового кинематографа Юрий Соломин — это, прежде всего, Владимир Арсеньев из оскароносного фильма Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Вы работали с одним из гениев мирового кино. Как он пригласил Вас на главную роль, ведь советские артисты не имели мировой известности?

— Куросава на «Мосфильме» попросил показать ему по одному фильму с лучшими советскими актёрами, которые могли бы подойти на роль Арсеньева. Так ему был предложен «Адъютант его превосходительства», а там целых пять серий. Он посмотрел две первые и попросил показать последующие. А я в это время, будучи на гастролях в Киеве, услышал по радио в новостях, что в Советский Союз приезжает знаменитый режиссёр Акира Куросава для совместных съёмок фильма по книге Арсеньева «Дерсу Узала». Подумал ещё: вот кому-то из коллег повезёт работать с таким мастером!

— Неужели характер мировой знаменитости был таким тяжёлым, что в процессе работы над фильмом Вы в один момент отказались сниматься?

— Куросава был удивительно интеллигентный, добрый человек, мягкий и чуткий, очень внимательный к артистам.

— А к тигру? Участники экспедиции рассказывали, как один из таёжных артистов пострадал во время съёмок.

— Режиссёр хотел снять зверя в естественной среде, для этого в тайге выкопали ров 150 квадратных метров и сделали специальный загон, куда мы с Максимом Мунзуком — исполнителем роли Дерсу Узала — полгода ходили подкармливать животных. Там жили медведь, барсуки и прочие обитатели тайги — уголок такой был, чтобы все мы привыкали друг к другу. Но дикий тигр без дрессировщика всё равно остаётся диким, и когда его начали снимать, вышла неудача. Мы с Максимом должны были столкнуться с тигром на тропинке, но эта встреча снималась с нижней точки, а выкопанного рва совсем не было видно из-за высокой травы. У нас ещё лошадь почувствовала зверя и забрыкалась, но это полбеды, мы-то вышли вовремя, а вот тигр — не вышел. Не идёт и всё! Вокруг нас, в лесу за деревьями, стояли охотники, они стали его гнать со всех сторон на нас, пугали чем-то, толкали пиками. И когда тигр, наконец, вышел, мы увидели, что у него нос в крови. Вот тут мы вдвоём запротестовали и сказали, что при таком обращении с животным сниматься не будем. Куросава задал мне только один вопрос: «Почему?», а я с ходу сочинил, что состою в Обществе защиты животных, и он тут же принял решение остановить съёмку и оставить зверя в покое.

— Значит, третьего главного героя картины всё-таки заменили?

— Верно. Даже общего плана не получилось. Переснимали сцены с тигром уже потом, когда вернулись из Приморья в Москву. В картине снимался знаменитый дрессированный тигр Вальтера Запашного. Он отлично сработал «без всяких вопросов» — сделал всё, что нужно по сценарию.

— Вы можете назвать Акиру Куросаву своим «сенсеем» в режиссуре?

— Могу смело. И режиссурой я начал заниматься именно благодаря тому, что он увидел во мне эту способность. Куросава — великий режиссёр современности, и работа с ним стала для меня большой школой. В отличие от наших режиссёров, прежде чем приступить к съёмкам, он работал за столом месяц, как в театре. Он вдумчиво обговаривал с артистами каждую деталь, весь рабочий процесс, обозначал расстояния, вникал во всё, рассказывал — какой оптикой будем снимать, как поедет камера, да и многое-многое другое. Интересно, что озвучивали мы фильм без него, Куросава сказал, что мы сами справимся, так как лучше знаем русский язык. Но иногда возвращал нашу работу, сделав очень точные замечания.

— А как Вы преодолевали языковой барьер?

— Я знал примерно двадцать слов по-японски, он столько же по-русски, но мы прекрасно понимали друг друга на каком-то другом уровне общения. И работать с ним было чрезвычайно приятно.

— Неужели за два года работы в СССР Куросава-сан всегда был по-самурайски выдержан и спокоен? Не случалось никаких внештатных ситуаций?

— Однажды, во время съёмок в тайге, я должен был бежать вниз по склону крутой горы к раненому Дерсу Узала. Этот эпизод впоследствии не вошёл в фильм. И вот я бежал, а параллельно двигалась тележка с оператором. Оказывается, что проделывать всё это вниз, под гору, гораздо тяжелее, чем в гору: надо точно соблюдать расстояние и всё прочее. Вот и случилось, что нас уже почти сняли, как вдруг тележка выскользнула у рабочих из рук и покатилась вниз... Вот тогда я единственный раз видел, как Акира Куросава ругал оператора, с которым снимал все свои картины. Знаменитый оператор Накаи Асакадзу даже не оправдывался. А тележку-то держал не он лично! Но гнев принимал на себя. Люди, что везли тележку, стояли в стороне, а режиссёр подошёл к нам, извинился за оператора — дескать, я понимаю, что вам трудно будет ещё раз сыграть — сцена очень эмоциональная, но прошу вас, пожалуйста, сделать второй дубль. Мы с Максимом Мунзуком внутренне улыбнулись: мы-то привыкли делать по пять, по шесть дублей, благодаря Шосткинской киноплёнке, которая регулярно давала брак. Иной раз и по десять дублей приходилось делать, а тут был всего второй дубль. Для нас это: «Подумаешь, мелочи!» Но мы степенно ответили: «Хорошо, сделаем!» Вот это был единственный раз, когда интеллигентный и очень выдержанный человек вышел из себя, из-за того, что пришлось снимать второй дубль. И гнев его сыпался не на голову тех, у кого случайно выскользнула эта тяжеленная операторская тележка. Понимаете? Даже в крайней степени раздражения человек не терял благородства... Он так же прекрасно осознавал, чего стоит актёру собраться и сыграть с полной отдачей насыщенный эпизод. Каждую сцену снимал максимум с трёх камер, минимум — с двух. Это был удивительный человек — Акира-сан... Хотите верьте, хотите нет, но мы с ним дружили 30 лет после фильма. Помнили друг о друге, — и каждый Новый год обменивались поздравлениями.


О прошлом и будущем

— Знаменитый актёр Императорского Малого театра — реформатор русской сцены, бывший курский крепостной Михаил Семёнович Щепкин, как бы прокомментировал нынешние реформы в театральной сфере?

— Он пришёл бы в ужас и попросился бы обратно. М-да... Потому что любая реформа должна готовиться людьми, которые понимают дело и перспективно знают, куда эта реформа может привести. А все последние реформы и в образовании, и военные, и прочие не имели успеха. Ведь преобразования должны готовиться основательно и очень сознательно теми профессионалами, кто имеет на это право, положив годы и годы работы внутри отрасли, а не извне.

— Если говорить о нашей жизни, то реформы нужны?

— Думаю, что реформировать вообще ничего нельзя. Точно так же, как перестраивать ничего нельзя. Дом перестраивать нельзя — его можно поддерживать в том состоянии, в котором он был создан, или обновлять. Страна — это наш общий дом.

— В котором «...от ума» иногда бывает и «Горе...»?

— Горе от необразованности. Поэтому мы в театре приняли решение не продавать билеты по коллективным заявкам, когда школьников водят классами на спектакли, хотя нам ставят это в упрёк. Дескать, в Малом идут пьесы из обязательной школьной программы, а детишки все гурьбой не могут это посмотреть!.. Я понимаю, что читать им не хочется — посмотреть лучше, выключив мозги. Книгу надо читать, да ещё выучить: «Вон из Москвы...» Сейчас ведь никто ничего не учит наизусть. Я-то знал все эти монологи со школьной скамьи. Нас заставляли учить и правильно делали. Молодых надо заставлять что-то делать, как в семье. Родители говорят — мы должны прислушиваться. И они должны понимать: куда пришли и зачем. Пожалуйста, пусть покупают билеты и приходят, как все зрители, без обязательной программы. И даже при таком нашем правиле посещения Малого театра случился казус.

Идёт ответственный спектакль — партер наполнен солидной публикой, в зале стоит идеальная тишина, всё нормально. Но когда мы вышли на поклон в конце спектакля, вдруг с балкона, где сидел наш юный зритель, раздался дружный ор — свист и крики: «Вау!» Я остановил жестом всё это действо и сказал, обращаясь к ним: «Дорогие ребятки! Вы не виноваты в том, что не знаете куда попали — это не стадион. Это национальный русский театр. В зале, где вы сейчас визжали и кричали — вон на том месте сидел Гоголь, а там — в амфитеатре Чайковский сиживал. И первая постановка «Евгения Онегина» со студентами Московской консерватории игралась на этой сцене в нашем Малом театре. Вот вы сидите наверху, пройдут годы, кто-то из вас станет банкиром, учителем, строителем, или дипломатом, но запомните это на всю жизнь — где вы находитесь!». И наступила тишина... Партер — взрослые люди зааплодировали, а молодёжь — наверху молчала. Один из зрителей мне потом сказал, что мой монолог на поклоне, обращённый буйным молодым зрителям, понравился ему больше, чем сам спектакль, и для меня это был комплимент.

— Вы занимали пост министра культуры в 90-е годы — очень сложное перестроечное время в истории России. Сегодня многие политики ищут призывы в качестве национальной идеи. Но всё как-то мимо сердца простого человека. Какую бы Вы могли предложить национальную идею?

— Образование, медицина, искусство — это создаёт нацию. Здоровье человека, его образование: общее и душевное — без этого не может существовать ни одно государство, ни одна нация. Даже если в ней осталось две тысячи человек, всё равно это их история: их привычки, национальная одежда, традиции, взаимообщение и многое — многое другое. Восточные страны это больше сохраняют. Например, Япония, где я часто бывал. Как у них удивительно гармонично сочетается в сознании традиции и современность.

— Театр, особый способ познания мира и себя. Какие традиции Вы считаете необходимым передать для молодёжи с помощью русского классического театра?

— Великие мысли и русский язык тех авторов, чьи пьесы годами идут в Малом театре и собирают полные залы. Пушкин и Чехов, Лев Толстой и Алексей Толстой, Островский и Мольер — отечественная и мировая классика, в которой заложена вся философия жизни. Помню, однажды, собрался я посмотреть в Москве нашумевший спектакль, который «Золотую маску» получил и многие другие театральные награды, но было некогда. А когда выкроил время, оказалось, что «такой сильный» спектакль уже снят с афиши — не идёт. Я так хохотал! После этого уже не хожу на все эти нашумевшие модные постановки. А вот у нас в репертуаре театра двадцать лет идёт «Недоросль» Фонвизина с огромными монологами, без всяких трактовок и адаптаций! Приходят дети и слушают это, и впитывают... Недаром великий русский драматург — Александр Николаевич Островский говорил: «Без театра нет нации», и он абсолютно прав.

Ирина Кумова

Москва — Курск