Дорогие братья и сестры! Так всегда обращались к своей пастве — великому русскому народу — священники и архиереи Русской Православной Церкви в годину тяжелейших испытаний, обрушивавшихся на наше Отечество в разные столетия. Этим родным обращением они призывали братьев и сестер острее почувствовать, что они братья и сестры, давали понять, что настала пора объединиться пред грозным ликом супостата.
Ровно 200 лет тому назад в России происходили события, которые нельзя назвать только войной между Наполеоном и государем императором Александром I. Нельзя назвать и только войной между великими полководцами с одной стороны и столь же великими — с другой. Нельзя назвать эту войну и только войной между народами Европы и народами России. Ибо, вглядываясь пристально в те события, отчетливо понимаешь и более великий — религиозный — смысл происходившего. В Европе, возглавляемой Францией, произошло решительное отторжение Бога, Божиих заповедей, Церкви Христовой. И отрекшиеся от Христа европейцы пришли в Россию, дабы доказать, что без Бога могут одолеть народ, сохраняющий приверженность евангельским истинам. То был чудовищный эксперимент, и в случае очередного триумфа Наполеона безбожники могли в восторге восклицать о величии человека и атеиста.
Но Бог поругаем не бывает! И Он стал триумфатором, а не безбожники, пришедшие вместе с Бонапартом. «Бог Господь, и явился нам!» Не даром на медалях, выпущенных в честь изгнания европейцев, писалось: «Не нам, не нам, а имени Твоему!» Имелось в виду, что слава должна воздаваться не людям, а Создателю. Промыслительным оказалось и то, что изгнание Наполеона окончилось в дни Рождественских праздников 1812 года. Сияющий лик родившегося Богомладенца свидетельствовал об истинной причине победы русских и поражения супостатов.
«Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия мирови свет разума!» — пели, как обычно, православные люди, восхваляя Спасителя. Свет разума воссиял миру и в том, что атеист Наполеон не стал в очередной раз победителем, а подло бежал из разоренной им страны, таща с собой награбленное добро, бросив сотни тысяч своих солдат и офицеров на бескрайних просторах Российской империи — убитыми, ранеными, плененными.
Братья и сестры! Празднуя в эти дни 200-летний юбилей Отечественной войны 1812 года, поминая бессмертных героев, будем помнить и о том великом мистическом смысле победы русского оружия, который заключается в твердой приверженности идеалам христианства, нашей сплоченности вокруг Спасителя мира. С нами Бог, разумейте, языцы! «Из всех народов Европы я должен сделать единый народ, а из Парижа — столицу мира», — говорил Наполеон Бонапарт, подчиняя себе одно государство за другим. К 1812 году под его пятой не были только Англия и Россия, о которой самоуверенный корсиканец говорил, что раздавит ее.
Отечественная война против Наполеона чаще всего оценивается как освободительная, направленная против хищников, вторгшихся в пределы нашей страны. Но православный человек видит шире и глубже, понимая мистический смысл «грозы двенадцатого года». Не удивительно, что пришедшие к нам незваные гости с таким сатанинским остервенением совершали надругательства над русскими церквями. Великая французская революция взяла слова Вольтера и использовала их как лозунг: «Раздавите гадину!» Под гадиной подразумевалось христианство, институт Церкви. Вдохновленные таким лозунгом, лишенные веры в Бога французы принялись истреблять свою Церковь под корень. А затем, явившись в пределы России, они, помимо страсти к наживе, пылали и жаждой надругательства над Православием. А главное, что и сам предводитель этого воинства не верил в Бога и почти открыто исповедовал свой атеизм.
Войны обычно называются «австро-французская», «франко-прусская», «русско-турецкая» и тому подобное. Но о войне 1812 года мы никогда не скажем: «франко-русская» или «русско-французская». Потому что это было противостояние всей Европы и России, новый крестовый поход против Отечества нашего. А еще точнее сказать — антикрестовый, потому что крестов на знаменах у врагов наших не было, и шли наполеоновские храбрецы к нам, чтобы сбивать кресты с куполов церквей и колоколен.
«Нашествие двунадесяти языков» — так еще называли у нас вторжение наполеоновских армий, которые по тем временам имели небывалую численность и не случайно получили наименование «великой армии». Свыше 600 тысяч человек и около 1,5 тысяч орудий. Собственно французов в «великой армии» было менее половины. Свыше 50% наполеоновских войск составляли поляки, итальянцы, немцы, австрийцы, голландцы, швейцарцы и далее понемногу — представители самых разных народов Европы. Таким образом, без всякого сомнения, эту войну можно называть не только Отечественной войной 1812 года, но и европейско-русской. А в смысле религиозном — войной католическо-протестантского Запада против Руси Православной.
Подлость и коварство Наполеона состояли еще и в том, что в это время Россия держала огромные свои силы на юге, где ей противостоял грозный соперник — Османская Турция. В дипломатических документах лета 1812 года, прежде всего, бросается в глаза то, что делам Дунайской армии П. В. Чичагова уделяется даже больше внимания, чем наступлению «великой армии». Заключение мира с Турцией являлось важнейшей задачей. Немалую роль в этом сыграли героические действия великого сербского полководца Георгия Петровича, известного в истории под именем Карагеоргий. В июле 1812 года он выставил свое 40-тысячное войско, чтобы содействовать русскому плану похода в Далмацию, и тем самым помог заставить турок отказаться от новой войны с Россией. В итоге к сентябрю адмирал Чичагов уже привел войска из Молдавии в помощь 3-й Западной армии генерала Тормасова.
Тем временем титаническими усилиями русской дипломатии, возглавляемой министром иностранных дел Николаем Петровичем Румянцевым, были достигнуты экстренные союзные договоренности России с Испанией и Англией, а Швеция, которую Наполеон склонял к нападению на Россию, вступила с нами в мирные переговоры. Таким образом, надежды Бонапарта на то, что с севера его поддержат шведы, а с юга турки, не оправдались.
Война началась 12 июня по православному календарю или 24-го — по европейскому. Вскоре государь император Александр Павлович выпустил «Приказ по Русской армии» — документ, исполненный благородного негодования и уверенности в том, что Господь не оставит Россию и победа будет за нами: «Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. Итак, видя его никакими средствами не преклонного к миру, не остается нам ничего иного, как, призвав на помощь свидетеля и защитника правды — всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, Отечество и свободу. Я с вами. На начинающего — Бог».
Нужно было свершиться столь устрашающему вторжению, чтобы взоры русского царя обратились ко Господу. Царя, который доселе не заглядывал в Библию. Воистину, гром не грянет — мужик не перекрестится! О том, что Александр впервые стал читать Евангелие только в 1812 году, написано немало. И, вероятнее всего, это так и есть. Но религиозный воспитатель государя протопоп Андрей Самборский, человек добросердечный и честный, обучая Александра катехизису, мягко и ненавязчиво заложил в душу своего августейшего воспитанника то зерно веры, которое разовьется позднее — уже под благодатными лучами святителя Филарета (Дроздова).
В ХХ веке принято было показывать Александра I испугавшимся Наполеона: мол, всю войну он трусливо отсиживался в Санкт-Петербурге. Это не так. Из Вильно император проследовал вместе с отступающей русской армией в Белоруссию, затем — в Смоленск. Здесь, узнав о подписании в Эребру антинаполеоновского договора России с Англией, государь издал свой знаменитый манифест, пылающий ненавистью к врагу и исполненный твердой решимости дать ему отпор. Вот некоторые выдержки из этого красноречивого документа.
«Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие великой сей державы». «С лукавством в сердце и лестию в устах несет он вечные для ней цепи и оковы. Мы, призвав на помощь Бога, поставляем в преграду ему войска наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его и то, что останется не истребленного, согнать с лица земли нашей». «Собранные им разнодержавные силы велики, и отважность его требует неусыпного против нее бодрствования». «Да найдет он на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина». «Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках — никакие силы человеческие вас не одолеют».
Слова Александра сбылись. Весь народ встал на защиту своего Отечества. В июне-июле русским армиям удалось закрыть Наполеону пути к наступлению на Санкт-Петербург и Украину и соединиться вокруг Смоленска. Но удержать Смоленск не удалось: древний город пал под натиском «великой армии», которая далее взяла направление на Москву.
В августе, после падения Смоленска, главнокомандующим русской армии стал доблестный ученик великого Суворова — генерал-фельдмаршал Кутузов. Будучи гораздо старше Наполеона, убеленный сединами, он притом обладал более неординарным военным мышлением, его взгляды на ведение войны оказались более передовыми, нежели у «гениального корсиканца». И народ обожал его, с верою повторяя тотчас придуманную поговорку: «Пришел Кутузов бить французов». После Бородинского сражения, пожара Москвы и блистательного Тарутинского маневра, совершенного Кутузовым, начнется изгнание «двунадесяти языков» с лица земли нашей. В итоге Западная Европа, вторгшись в Россию, обретет здесь не славу и наживу, а позор и гибель. Или, как просто и весело написал об этом Иван Андреевич Крылов: «Волк, думая залезть в овчарню, попал на псарню».
Война с Наполеоном в первые месяцы стала для России отступательной. Успех сопутствовал нашим армиям лишь в арьергардных боях, и восклицание «Слава Богу!» наши генералы произносили пока лишь в тех случаях, когда удавалось благополучно отойти.
30 июня император Александр Павлович, оставив армию М. Б. Барклаю-де-Толли, приехал в Петербург. Вероятно, именно в эти дни, потрясенный тем, как мощно наступают враги и как бессильны наши армии, он взял в руки изданный на французском языке Новый Завет, предложенный ему для прочтения обер-прокурором Александром Николаевичем Голицыным. Бывший вольнодумец, равнодушный к религии, царь Александр впервые был ошеломлен великой тайной Евангелия.
Не только взоры императора обратились к евангельским истинам. Все русское общество, доселе зараженное безбожием, вдруг почувствовало, как сквозь него пронеслась искра раскаяния. В те дни, когда пал Смоленск и супостату открылась дорога на Москву, очень многие отворили свои сердца Христу. Тому способствовали и проповеди священников, в которых сквозила одна великая истина: бедствия, подобные свалившемуся на Россию, являются не следствием коварства гениального Наполеона, а вразумлением Господним народу, забывшему о Творце и Его заповедях.
На русское общество не могли не произвести и должного впечатления пламенные слова из воззвания Святейшего Синода: «По благодати, дару и власти, данным нам от Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Его великим и сильным именем взываем ко всем благоверным чадам Российской Церкви. С того момента, как ослепленный мечтою вольности народ французский ниспровергнул престол единодержавия и алтари христианские, мстящая рука Господня видимым образом тяготела сперва над ним, а потом, через него и вместе с ним, над теми народами, которые наиболее отступлению его последовали. За ужасами безначалия следовали ужасы угнетения. Одна брань рождала другую, и самый мир не приносил покоя. Богом спасаемая Церковь и держава Российская была доселе по большей части сострадающей зрительницею чуждых бедствий, как бы для того, чтобы тем более утвердились во уповании на Промысл и с тем большим единодушием приготовились встретить годину искушения...»
Русские снова вспомнили о Боге. И наши сокрушительные поражения прекратились. Отступление более не было похоже на постыдное бегство. Началось партизанское движение, а стало быть, война армий превратилась в войну всего народа против иноземных захватчиков. И на Бородинское поле европейцы пришли уже не столь самоуверенными, а изрядно потрепанными.
Александр Сегень
Опубликовано на сайте «Православие.ру» под заголовком «Война священная»
Война 1812 года. Антикрестовый поход на Русь
Война 1812 года. Антикрестовый поход на Русь