В деревню Куракино — за печкой и камином

Изготовленные в Куракино, мастерской Нины Мишинцевой игрушки и наборы керамической посуды везут по всей стране, как и её изразцами украшены печи и камины многих известных людей. Этой упрямой и талантливой женщине удалось многое — и трех детей родить да вырастить, и дело свое «керамическое» поставить крепко и надежно, и деревню Куракино заставить жить...

1991 год не только для всей страны, но и лично для нее — художника-проектировщика стал переломным. Она буквально бежала из Сибири от мужа, который сам погибал и двух сыновей и ее в придачу вместе с собой тащил в бездну. Подхватив детей, поехала она на Север, в Вологду, где жила ее бывшая учительница рисования. Но учительница стала к тому времени уже матушкой Верой, поселившись вблизи Ферапонтова монастыря. Вот сюда, в эту знаменитую фресками Дионисия обитель, и устремилась она с маленькими сыновьями. Да тут и осталась, став вскоре счастливой женой и еще раз матерью, родив дочку.

Именно в этом месте, под покровительством святого Ферапонта, в общине при монастыре, познакомилась она с Виктором, который решительно (и недолго думая), сделал ей предложение, дав жене и приемным сыновьям хоть плохонький, но кров и заботу. Поселились в его родовой деревне Красное, в старом, еле живом здании заброшенной школы, где потолок подпирался подпорками. Сыновья ходили в школу со стартовыми пистолетами за пять километров, пугая громкими выстрелами осмелевших волков (деревни и люди слабели — природа тут же на них «наступала»). Виктор купил первый трактор, начал заниматься хозяйством, вызывая своей активной деятельностью в голодной деревне скорее вражду, чем доверие.

Барином тут же стали звать его деревенские, хотя «барин» и его семья жили впроголодь (иногда в доме и хлеба не было), а в ведрах на кухне замерзала вода (натопить развалюшку не было никакой возможности). Но именно в этом убогом жилище Виктор соорудил первую печь для обжига, а Нина стала делать свои игрушки. Игрушки веселили душу — ее кокетливые и нарядные козочки, идущие с ведерками по воду — просто хороши очень! Как-то ее подруга, посмотрев на изделия художницы, сказала: «Твои игрушки смотрят в небо и улыбаются!». В нищей обстановке стали дуть не обычные и привычные сквозняки, но уже и творческие ветра, будоража фантазию художника, воплощавшуюся в игрушки, кринки, горшки, и прочую полезную посуду.

И дело чуть сдвинулось с места, появилась возможность отложить что-то для развития. Да и количество керамических изделий становилось все разнообразнее: постепенно появились красивые панно, вазы, подсвечники, причудливые чаши (я особенно люблю ту, по краям которой гуляют две кошки, изящно изогнув спины), появилась и модная садово-парковая скульптура — «Ягуар с детёнышем», например.

Но первые свои «лишние деньги» они вложили в восстановление деревенской часовни — это была благодарная работа для Бога, соединившего их в семью и давшего радость труда.
Но Нина уже знала, что она хочет. У нее была мечта: возродить старую русскую традицию и технологию изготовления изразцов периода расцвета — XVII-XVIII веков. Недалеко от деревни, где жили, находилась другая — Куракино, в ней-то они и приобрели старый разрушенный коровник. Деревня освободилась от хозяйства, но и освобождалась от людей: работы нет, оставалось утешаться поисками забвения на дне стакана. В этом разрушенном коровнике и начали они создавать керамическую мастерскую. Многое делали своими руками, чтобы экономить и развиваться дальше. Ей приходилось, часто выбиваясь из сил, месить грязь на дорогах от своей деревни до Куракино. И тогда Виктор соорудил буквально каморку для жены, чтобы пережидала она непогоды северные. Нину, бывало, ,по нескольку дней не видели дома... А мастерская росла и крепла. Нина Мишинцева действительно стала делать уникальные румповые печные изразцы с использованием секретов старых мастеров.

Я была в этой мастерской и видела как «обожженная глина» (так с греческого переводится слово «керамика») готовится здесь, вызревает в ямах, как тесто у хорошей хозяйки. Земля, вода, воздух и огонь создают из обыкновенной буро-красной глины произведение искусства под чутким художественным доглядом мастера. Эта глина не меньше года лежит под открытым небом, а потом, процеженная, соединенная с огнеупорной измельченной глиной, помещается в глубокие ямы года на два для окончательного вызревания. Зачем ей это? Можно ведь и попроще? Но она художник и мастер — и у нее была художественная мечта, которую она осуществила.

Приготовленные по старым технологиям изразцы не деформируются при обжиге, долго сохраняют печное тепло. Ну а про красоту их и говорить нет смысла! Недаром слово «изразец» созвучно слову «образец» (образцовый, показательный, эталонный и, одновременно, изукрашенный). Изразцы легко моются и вообще являются практически вечными... Роспись делается по сырой эмали ­ — эта техника тоже считается очень сложной в керамике. Но все эти сложности традиции дают удивительный результат: ­ печь, обложенная изразцами с традиционным декором XVI-XIX веков производств Москвы и Калуги, Петербурга и Соликамска, превращает ваш дом во что-то особенное. Она связывает вас с иными временами — временами предков. А человек, лишенный этого чувства связи времен, безусловно, в какой-то момент понимает всю свою несчастность...

Изразцы с русскими сюжетами, например, я люблю разглядывать, — на каждый из них можно придумать историю. У меня тоже есть мечта: как я, бабушка в круглых очках, буду сидеть на табуреточке с внуками у печки и каждый вечер люди, звери и птицы на наших изразцах станут оживать — мы будем придумывать про них сказки! Нина Мишинцева любит и голландские темы (в России они, естественно, начали приживаться с Петра Великого): голландские кораблики, русалочки, мельницы, лодочки, рыбки... И тут тоже всякий изразец будит воображение и требует «литературной истории».

Большая русская печь, украшенная изразцами, безусловно, являлась (и является для тех, у кого она есть) центром дома как мироздания. О ней нужно писать отдельно. Ведь не случайно у нас есть выражение: плясать от печки. Она, действительно, начало начал родотворящей жизни. Она — центр семейного мира. Она кормит, согревает, утешает, лечит, развивает фантазию и хранит многие секреты. Не случайно знаменитый наш «реакционный кулинар» Максим Сырников так усиленно насаждает не только русскую кухню, но и русскую печь как самую подходящую для совершенной русской кухни. В русской печи еда томится... Тут-то и заключается весь секрет. Ела. Знаю.

Мастерская росла, семья Нины стала строить дом уже в Куракино. И построили — чудо-терем. Деревянный, уютный, с печками-красавицами и камином в каждой комнате. Но куракинская мастерская дала деревне и рабочие места! Вот пример чисто и честно поставленного дела! И деревня, помиравшая было совсем, ожила. А они не успокоились, и в старом заброшенном деревенском доме открыли еще и музей крестьянского быта, а потом и трапезную (по городскому — кафе), где потчуют блюдами, приготовленными в русской печке из горшочков своей мастерской.

Нина Мишенцева смогла любимое художественное дело поставить с достаточным для предпринимательства средней руки размахом. Вот и в Кириллове, на торговой площади, перед знаменитым Кирилло-Белозерским монастырем стоит ее уютный магазин, в котором побывал в свое время и Владимир Путин, сфотографировавшийся с хозяйкой на память. Не знаю, купил ли он что-то из ее художественных изделий, или что-то было подарено ему, но туристы и менее именитые не уходят отсюда никогда с пустыми руками.

Куракинский промысел — прекрасный пример того, что можно жить в традиции: они и сами так живут, и нас зовут. Ведь семья, собравшаяся вечером у русской печки (дети, конечно же, сидят при этом на печи!) и слушающая рассказы деда о «старых временах», о тридесятых царствах, и сама укрепляется, обволакивается невидимым теплом родства. Тут, у печки, учатся слышать и понимать, любить и жалеть друг друга.

Капитолина Кокшенева