Совсем недавно культура появилась в актуальной государственной повестке: «стержнем, скрепляющей тканью» уникальной нашей цивилизации названы русский народ и русская культура.
Были отмечены и болезни современности: активность «инокультурного элемента», абсолютизация «прав меньшинства на отличие», отсутствие того объема гуманитарных знаний, при котором возможно «формирование мировоззрения, скрепляющего нацию». «Тонкая культурная терапия», проводимая время от времени в области государственной культурной политики, безусловно, важна. Ведь без обновления областей культуры и образования не достичь понимания «единства исторического процесса», не достичь и ощущения своей истории великой.
Современная культурная ситуация представляет самый настоящий «плавильный котел» и очень часто кажется, что он наполнен серой и дурными запахами, которые имела любая эпоха, но XXI век создал такой букет, что отравляющие миазмы стали восприниматься человеком как особые благоухания. Выдавать подделку за подлинники, сочинителей детективов за писателей, ток-шоу — за реальность можно только там, где между вульгарным потреблением и эстетическим наслаждением перестают чувствовать разницу.
Скажу сразу — я не против массовой культуры. Но именно массовая культура должна быть мобилизационной и опираться в силу своей массовости на определенные нравственные феномены, в которых отражались бы общенародные и общегосударственные задачи. Но какие наши интересы отражают некоторые сюжеты ток-шоу? Например, шоу «Пусть говорят» от 24 января 2012 года, когда публично и бесстыдно (а стыд — это ядро человеческой личности, животное не знает стыда) обсуждается сожительство 27-семилетней женщины с тринадцатилетним племянником! Случай, который есть преступление, выставляется как некая «нравственная проблема» перед всем честным народом. Повторю: массовая культура, культура сериалов и политических ток-шоу могла быть проводником культурной воли государства, если бы таковая себя обнаружила.
Двадцать лет культура стремительно превращалась в территорию лавочников, торжище рыночной продукции. И этим процессом были захвачены академические театральные сцены, практически все издательства, кинопрокат, выставочные площадки. Все серьезное, глубоко мыслящее — то есть подчиненное законам некоммерческого воодушевления — все это было нагло вытеснено, скомпрометировано, обращено в нищету и маргинальность. Но именно здесь, среди тех, кто мыслил и страдал, и даже просто в упрямом стоянии не позволял перейти себе границу, отделяющую культуру от антикультуры — именно здесь сохранялось и развивалось то, что сейчас должно быть востребовано, если мы хотим жить как народ.
Никакая модернизация страны невозможна без участия качественной человеческой личности, способной сознательно ставить перед собой задачи и творчески решать их. А личность формируется именно гуманитарными стратегиями, — культурой, образованием, исторической наукой. Да, деятели культуры во многом виноваты сами в сложившейся ситуации: они так желали освободиться от ненавистной государственной опеки, что вообще освободили государство от всяких культурных обязанностей не только по отношению к себе, но и по отношению ко всем гражданам. Правда, теперь вроде бы ситуация начинает меняться. Но чрезвычайно важно, чтобы эти перемены шли не в сторону создания «культуры для меньшинства», ориентированной на чужие культурные коды. И тут не стоит уничижать советский опыт, когда культура большинства была ориентирована на русские классические образцы.
Но государство говорит и действует устами и руками своих чиновников. А чиновники между тем финансировали тех, кто чувствовал не боль времени, а «вонь времени» — культуру разложения и смерти, животных инстинктов и бездумного гламура, постмодернистских игр в деконструкцию и смакование чернухи. В культуре очень долго работал ликвидаторский проект — шла зачистка следов советизма, но, как оказалось, зачистка ценностей и смыслов настоящей русской культуры. Уничтожить их совсем уж не смогли, но носители их были вытеснены в область нищеты и общественного презрения. Как горько признавался А. Зиновьев: «Метили в социализм, а попали в Россию», — так и наши «авангардисты» из чиновников и творческих деятелей метили в «совка» и советское искусство, а уничтожили высокое представление о культуре и человеке. Трудно вспомнить иные какие-либо времена такого культурного отступничества и культурного поражения, как это было на рубеже XX-XXI веков.
Модернизационные процессы в новой России, которые не опирались на систему национальных ценностей, привели к гедонистической распущенности, к культурной отсталости, к варваризации, к «безголовой культуре». Разве это не так, если 70% проката фильмов в России — американские, если первая голая актриса появилась на сцене московского Театра юного зрителя, если общее поле культуры распалось на сотни субкультур, каждая из которых делает человека зависимым не от общих культурно-исторических смыслов, но от группы и ее интересов — группы скинхедов или любителей пива, группы хакеров, рокеров, любителей покера. Совершенно откровенную зависимость от группы вырабатывают такие проекты как «Дом-2» (вот только «Госдеп с Собчак» удачно провалился, зато родился отличный месседж: «Любую революцию Ксюша Собчак превратит в Дом-2»). Но ведь и террористическое сознание — это тоже зависимость от группы.
Ликвидаторский проект, запущенный в 90-е, которому наконец-то дается объемная оценка с позиций народа, а не элиты, связан и со «стерилизацией личности». Стерилизация проходила по двум направлениям — культуры и истории. Именно русская культура, история и русский язык (как стержневые и объединяющие, как державные и великие) стали полигоном для изуродования под видом «новизны», стали местом, где русские обвинялись в «патологической тяге к тоталитарным практикам». Доктрина «травмированной памяти» была навязана и культуре — деятели культуры были втянуты в выяснение «меры страданий и травм», полученных разными народами СССР от совместной истории длинною в 70 советских лет. Самый большой счет был выставлен, естественно, русским. Впрочем, в одной из программ «НТВшники» было показано, что этот счет актуален и сегодня. Название программы «Россия без русских» не менее провокационно, мягко говоря, чем «Россия для русских». Они уже и земли русской не смогли найти, и в русской нации не нашли «особости», да и «русского языка, как такового не существует — он тюркского происхождения». Либеральный межеумочный жар поднялся явно до градуса окончательной плавки мозгов...
Русскую культуру усиленно лишают величия, и не только лишают, но всячески внушают страх перед величием, вдалбливая комплекс неполноценности огромной стране. И действительно, «великое перестает быть великим, как только теряет мотивацию к великому» (Н. Козин). Но лишить культуру и народ такой мотивации — значило и саму Россию лишить желания жить, ввергнуть русских в депрессивный синдром. Нежелание продолжать род, нежелание жить (статистика суицида), увы, — это ответ народа на такой тип, в том числе и культурной реформации, который был не приемлем для народа.
Национальная культура, как известно, производит некие культурные потребности национальными же способами и приемами. Наша русская культура, существенно просветленная христианским евангельским светом, имеет свое культурное ядро — в нашей культуре «душа всего дороже» (Н. П. Ильин). А теперь спросим себя: как и где воспроизводился этот главный культурный код? В откровенных шоу, где сидят сожительствующие тетка и племянник, на которые просто стыдно и пакостно смотреть? В «Доме-2», где выворачиваются наизнанку тела как обиталища чувствилищ и страстей?! В «сиянии» полуголых див на всех каналах ТВ? В серийных убойных фильмах, где количество крови на час времени превышает все мыслимые и этически безвредные нормы? Или в бесконечном гоготе «аншлагов»? Где русская душа могла найти себе питание? В голливудском кино, эксплуатирующем мировые человеческие ресурсы? Ведь если в США производят в мировой киноиндустрии только 10% фильмов, а собирают 70% всех денежных средств в мировом прокате (цифры из статьи Л. Сычевой), то куда мы подключаем свою душу и свой кровный рубль? (И тут не стоит пускать в меня пулю за якобы ксенофобию — я люблю качественное кино, в том числе и США, но сейчас речь идет о культурных процессах в нашем Отечестве.)
Нам говорят: пипл хавает, так что ж вы так волнуетесь? Да, волнуемся. У нас есть центры русской культуры по всему миру, но нет их в России. Фонд «Русский мир» и Россотрудничество тратят немалые деньги в зарубежном пространстве, но почему же русский мир у нас возможен только за пределами России? Почему в России нет практически центров русской культуры, за исключением Калининграда, где недавно построенный Русский культурный центр является нашим погранично-культурным форпостом?! Вы скажете, что несколько странно звучит такая постановка вопроса: о русских центрах внутри России. Я бы согласилась, если бы Казачий Кубанский хор только один раз в году (а то и раз в пять лет) не показывали бы по телевизору в утешение народу и ...только накануне выборов в Госдуму. Да, не было бы необходимости говорить о русских культурных центрах, если бы в русской России доминировала, что естественно, русская культура.
Государство тратит около 100 миллиардов рублей на культуру. Но это в основном траты на объекты (театры, музеи, памятники), а вот на живых людей, на каждого русского человека, сколько оно тратит? И как этот рубль к нему возвращается? В виде безнравственности, желтизны, скандальности и второсортности культурного продукта? О том, что тратит оно деньги НЕ НА ТО, говорит хотя бы статистика подросткового и юношеского суицида. У государства пока нет реальных интересов в культуре, зато у лоббистских групп он есть. У государства пока нет реальных культурных приоритетов.
Достаточно недавно я побывала в Якутии на международном форуме «Единое пространство культуры Евразии», который был созван тут же, после того как премьер-министр России (тогда В. В. Путин) объявил о Евразийском экономическом союзе. Экономический пока создается, а вот культурный уже создан. Честно сказать, впечатления сильные. Когда министром культуры Андрей Борисов — еще и талантливый, гениальный режиссер, сын якутского народа, то и с культурой дело обстоит принципиально иначе, чем у народа русского. Да, где-то там, в России, в европейской части ее есть какая-то массовая культура, но они, якуты, не включены в нее. У них все было подчинено в последние модернизационные годы одной задаче — и задача эта практически решена: на основе европейских форм, на основе русской школы в режиссуре и культуре поднять свой национальный культурный мир на осмысленную высоту, на вершину иерархической пирамиды. Пока пространство русской культуры демонтировалось, подвергалось постмодернистской деконструкции, вытесняющей русские смыслы, они строили свой национальный мир: эпос Олонхо известен каждому школьнику и понимается всеми как фундаментальная энциклопедия народной жизни. Эпос Олонхо есть система ценностей народа саха, и эту систему ценностей мы увидели реализованной в искусстве живописи художника Афанасия Осипова, в мифотворчестве театра Саха режиссера Андрея Борисова, в литературе Николая Лугинова, в творчестве студентов Арктического института искусств и культуры.
Я позволю себе высказать уверенность в том, что все наши национальные республики 20 лет строили свой культурный национальный мир. И не без успеха (во многих наших республиках созданы этно-культурные центры и разработаны программы их долгосрочной поддержки). В России же программа развития традиционной культуры и создание центров развития была принята лишь в двух областях, одна из которых — Вологодская.
В любой этнической традиции существует культурная доминанта, существует свой культурный отбор, существуют свои фундаментальные глубокие принципы. Но именно в русской культуре мы пережили и переживаем до сих пор серьезный культурный раскол: между имперцами и националистами, европейцами и евразийцами, народниками и элитниками, «ватниками» и «норковыми шубами», этнической и христианской традициями. Дошли ли мы в конфликте до ядра, разрушили ли мы центр, когда невозможно восстановление того самого «культурного кода», о котором сегодня принято говорить? Смею надеяться, что еще нет, но «нет» попросту потому, что слишком глубоко это ядро сокрыто от суетящихся творцов современной культуры.
Культурный раскол в русском пространстве связан и с тем, что у нас, у русских, две интеллигенции: национальная (критика России и русских возможна, но с болью, идущей от любви. Ты связан с нацией) и вненациональная (злость и злоба без боли за страну и народ. Ты над нацией или вне её, и тебе ближе «гордый взгляд иноплеменный», а потому с гордостью заявляешь о том, что на «это государство» не работаешь). Во-вторых, раскол связан и с тем, что русские оказались в рассеянии, а потому можно услышать и такое, что уже не русский народ, проживающий в России, является носителем русского языка, а есть несколько мировых центров, имеющих право претендовать на закрепление норм русского языка. Кто имеет право на русский язык? Кто носитель стандарта? Увы, русский народ уже не называется. Такая концепция по существу ведет к языковому сепаратизму и вопрос ставится так: «русский язык против языков народов России», «русский язык против языков стран СНГ».
И, наконец, русская культура вбирает две сферы: этническую и христианскую, которые, увы, сегодня воспринимаются как разные этические системы от незнания и непонимания их существа конфликтующими сторонами. Культурный код — это генная память культуры, именно к ней мы боимся потерять ключи, а кто-то и хотел бы, чтобы они были потеряны. «Свой — чужой», «старший — младший», «отцовство — сыновство», «слеза ребенка», «деньги и совесть», «душа и плоть», «прямохождение русского богатыря», стойкость нравственная, выносливость воинская, жертвенность материнская, служивость и тягловость — культурное соответствие этим позициям давало и все еще дает русскому человеку защищенность и уверенность. Но пробираться к этим ценностям он должен сам — никакие СМИ и масс-медиа тут ему не помощники!
Нам нужен Русский культурный союз (центр) — мощный, современный, творческо-интеллектуальный кластер, объединяющий не только соотечественников за рубежом, но и русских творческих людей в Отечестве, взаимодействующий с крепкими, туго свитыми национальными культурами внутри России. Нам нужны каналы общественного влияния, нам нужно народное телевидение и народное кино, нужен русский массовый культурный продукт высокого качества, опирающийся на нашу систему ценностей. Нужна государственная программа «Классика», поскольку именно она, классика, является фундаментом культурного единства нации.
Культура — это шит и меч одновременно, научающая человека говорить «нет», научающего его использовать культурные фильтры, и бороться за «право не знать» мерзостей и разврата антикультуры. Как и кто может эти конфликты сделать источниками развития? Я полагаю, что это может мыслящая Россия и ее национальная интеллигенция. Любые реформы, претендующие на успешность, не должны искажать нашу сущность, моральные принципы и нравственность народа-нации. В том числе экономический язык «должен быть согласован» с ценностями национальной культурной почвы (Н. Козин)
Человек, не знающий кто он и откуда, из какой истории вышел, в точь также не знает «коды» русской культуры. А радикальный разрыв с отеческим (и своей культурой) приводит, как мы видим, к тому, что уже не только экономика стала местом господства в чужих землях произведенных товаров, но и душа русского человека стала вместилищем инородных задач и «оранжевых кодов». И это страшно всерьёз, когда твоя собственная, единственная, неповторимая, уникальная живая душа становится полигоном для насильственного или добровольного (что еще печальнее) испытания чужих флэшмобов, целей и смыслов!
Так происходит потеря себя — своей самобытности и духовного самостоянья, которые от века были для русской культуры и истории источником силы, выковывающей наши подвиги и хозяйственные прорывы, наши открытия, дерзания и наше развитие. А подлинных интеллектуальных, творческих самобытных сил для культурного прорыва у нас по-прежнему достаточно. Только нужно дать наконец-то и им свободу! Только нужно их наконец-то призвать на государственное служение.
Капитолина Кокшенева
Территория русского смысла
Территория русского смысла