Так уж получилось, что наши представления об офицерском корпусе русской Армии сегодня во многом неточны, или, если говорить прямо, — очень далеки от действительности. Это и понятно, ведь очень долго у нас в стране господствовало представление о русском офицерстве как о некой реакционной касте, готовой до последнего защищать «устои самодержавия».
В период Гражданской войны русское офицерство разделилось — кто ушел к белым, кто стал на сторону красных, но в сути своей оно осталось тем же самым русским офицерством, со всеми его кодексами поведения, честью, достоинством, отношением к своей Родине, которую они призваны были защищать. В 40-х годах ХХ столетия, в период Великой Отечественной войны, отношение к офицерству стало меняться, были учреждены ордена Суворова, Кутузова, других героев русской военной истории. Введены погоны, что уж совсем стало напоминать дореволюционную русскую армию.
Однако тот факт, что в России офицерство — не только душа армии, но и становой хребет государства, что при постоянных наших неурядицах и проблемах требуется офицерская сплоченность самого высочайшего уровня, а, следовательно, единое офицерское мировоззрение, образ жизни и действий, чтобы противостоять этим самым проблемам и неурядицам, и при этом надежно защищать Отчизну, добиваясь военных побед, продолжал чаще всего игнорироваться. Офицерская профессия в условиях российской действительности должна быть особого идейного закала, отождествляться со служением, подвижничеством, определяться испытанным кодексом традиционных установок и идей. Откуда же взять все это, где мы сможем найти те самые идеи и установки для молодого офицерского корпуса в нашей стране?
На самом деле далеко ходить не надо. Все это было в той самой Императорской русской армии, о которой у нас сегодня знают разве что историки, да и то, если они занимаются военной историей. Для остальных же представление о русской армии в золотой период ее расцвета складывалось из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» да кинофильмов советского периода. Но не надо забывать тот факт, что «великий роман» «великого Льва» писался в эпоху «деэстетизации всего военного», взгляды писателя хотя и заслуживают внимания, но совершенно не отражают настроения русского общества в те, на самом деле, не очень далекие от нас времена.
Как подметил один из современных исследователей, образованному обществу России того времени было свойственно романтическое восприятие политики и «человека войны». Он мыслился победителем, а война осознавалась как открытая ситуация для реализации скрытого потенциала героя. Это представление соответствовало общему культурно-психологическому духу эпохи классики. Европейские войны прочитывались российскими зрителями в категориях античного противоборства. Идеализации войны в российском обществе в немалой степени способствовали военные успехи русской армии, добытые под руководством Румянцева, Суворова, Кутузова. Ими гордились, и считалось совершенно нормальным, что сражения — естественное средство защиты внешнеполитических интересов государства.
Русский офицерский корпус начал формироваться в бурную эпоху Петра I, когда резко изменились жизненный уклад, форма одежды и нормы поведения военных людей. Поставив одной из своих задач превратить Россию в европейское государство, приобщить ее к миру, который считался в то время более цивилизованным, Петр Алексеевич стал с невиданным доселе размахом вводить различные новшества и в повседневную жизнь, и в быт армии.
Это сказывалось и в способах внедрения этикета. В 1717 году по распоряжению царя была издана переводная книга «Юности честное зерцало, или Показания к житейскому обхождению...». В этой книге давались дельные советы молодым дворянам и офицерам, как держать себя в обществе, чтобы иметь успех. Среди прочих советов настоятельно рекомендовалось «в круг не плевать», «персом нос не чистить, громко не сморкаться и не чихать», а также при этом пользоваться платком, а не вытирать нос обшлагами рукавов. Судя по всему, последнее правило довольно часто нарушалось молодыми людьми, поэтому Петр Алексеевич будто бы приказал нашить на передний край рукавов воинского мундира пуговицы, лишив тем самым сопливых новобранцев безопасного способа утирать нос. Пришлось им всем пользоваться платком, который, кстати, помещался тут же — под манжетой рукава. Благодаря этому мужчины научились этой процедуре, не прибегая к рукавам, а посему и пуговицы со временем переместились на нижнюю сторону манжеты.
Молодому офицерству предлагалось также содержать себя в порядке, в частности обрезать ногти, чтобы они выглядели «яро бо оные бархатом обшиты». Требовалось также «за три шага шляпу снимать приятным образом», а беседу вести уметь на иностранном языке. Лучшая часть русского офицерства придавала большое значение не только своему военному, но и общему образованию. Широкое знание литературы, истории, иностранных языков считалось в этой среде обязательным. Умением поддерживать в обществе разговор на серьезную тему отличался всякий офицер, заботившийся о своей репутации культурного человека.
Царь Петр придавал большое значение этикету, стоит отметить, что «Честное зерцало» трижды переиздавалось при его жизни, а многие положения этой книги вошли в царские указы и приказы по войскам. Кстати, А. В. Суворов наизусть знал петровский «Устав воинский» и в своих приказах почти дословно пользовался его положениями.
В воспитании этики офицера огромную роль играли семейные традиции военных династий. Известно письмо одного старого офицера своему сыну: «Честь требует, чтобы во внешней жизни офицера выражалось достоинство, вытекающее из сознания принадлежности к сословию, которому вверена защита Отечества. Офицер должен воздерживаться от всех поступков, которые могут повредить репутации отдельного лица или корпорации, в особенности же от всякого разгула, пьянства, азартной игры, участия в неблаговидных предприятиях и к наживе сомнительными путями. Он никогда не должен легкомысленно давать честное слово. Чем усерднее корпус офицеров будет поддерживать дух товарищества, тем легче ему будет предупредить неприятности и избежать столкновений и недостойных ссор.
Справедливое чувство собственного достоинства отнюдь не должно обращаться у офицера в недостаток уважения к другим людям. Но ты принадлежишь к почетному сословию и поэтому должен постоянно помнить, что ты у всех на виду...».
Чаще всего понятие чести и этикета закладывалось у потомственных военных с детства и обычно в дальнейшем ярко проявлялось в армейской службе, в походах и сражениях. Воспитанное с детства чувство собственного достоинства четко проводило грань между государевой службой и лакейским прислуживанием. Одним из принципов офицерской идеологии было убеждение, что высокое положение офицера в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Решающая установка в воспитании кадета состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, честным, образованным ему надлежало не для того, чтобы достичь славы, богатства, высокого чина, а потому что он офицер, потому что ему многое дано, потому что он должен быть именно таким, ибо таково требование офицерской чести.
Офицерская честь всегда занимала особое место в офицерской этике. Честь, лежащая в основе офицерского долга, всегда считалась важнейшим духовным качеством офицера. Честь не дает офицеру никаких привилегий, напротив, она делает его более уязвимым, чем другие категории граждан. В идеале честь являлась основным законом поведения офицера, безусловно и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь то выгода, успех, безопасность или просто рассудительность. Готовность рисковать жизнью для того, чтобы не быть обесчещенным, требовала немалой храбрости, честности, выработки привычки отвечать за свои слова. Демонстрировать обиду и не предпринимать ничего, чтобы одернуть обидчика или просто выяснить с ним отношения, считалось признаком дурного воспитания и сомнительных нравственных принципов.
Постоянно присутствующая угроза смертельного поединка очень повышала цену слов и, в особенности, «честного слова». Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль. Нарушить данное слово — значило раз и навсегда погубить свою репутацию. Дуэль как способ защиты чести несла еще и особую функцию, утверждала некое офицерское равенство, не зависящее от служебной иерархии. Если стимулом всей жизни является честь, совершенно очевидно, что ориентиром в поведении человека становились не результаты, а принципы. Думать об этическом значении поступка, а не о его практических результатах — традиционная установка российского офицерства, отличающая его от западных офицеров.
Конечно, отношение к дуэлям официально было отрицательным. Так, например, генерал М. Д. Скобелев считал, что дуэли есть «гримасы» старой армии, связанные с ее кастовостью. Но и он отдавал должное «Дуэльному кодексу», отмечая его положительную значимость в офицерской среде. Основными поводами для поединков между офицерами служили: брань, пощечина, компроментирование офицера или его жены, другие оскорбления, в том числе и отказ во взаимном приветствии. Игнорирование поклона или рукопожатия, не отдание чести согласно дуэльному кодексу считалось грубым нарушением правил вежливости и считались посягательством на честь, поскольку показывали пренебрежение к личности, унижение человеческого достоинства в глазах общества.
Единого кодекса чести офицера в русской армии не было. Но вместе с тем существовали многократно переиздававшиеся сводные правила военной этики и этикета. Из таких правил стоит отметить «Советы молодому офицеру», составленные ротмистром В. М. Кульчитским в 1904 году.
Этика поведения русского офицера тех времен напрямую завязана с эстетикой военного мундира, всех его деталей и искусством ношения. На Руси военная одежда была одной из первых видов наград. Еще в 1469 году Иван III приказал выдать за отвагу в бою воинам-устюжанам сермяги и бараньи шубы. Отсюда и пошла традиция вручения мундира и военных атрибутов, считавшихся символом чести. Лишение мундира или права ношения каких-либо принадлежностей обмундирования означало бесчестие и служило одним из самых тяжелых наказаний для военнослужащего. Мундир испокон веков на Руси олицетворял идею государственности, само Отечество. Именно отсюда пошло понятие и смысл выражения «честь мундира».
Есть интересный исторический факт. В 1821 году во время ужина на одном из балов полковник лейб-гвардии Московского полка Г. А. Римский-Корсаков, вопреки существующим правилам, расстегнул мундир. Этого пустяшного на наш нынешний взгляд нарушения оказалось достаточно для его вынужденного ухода в отставку. Император Александр I приказал: «Мундира (в смысле «права его ношения») Корсакову не давать, ибо замечено, что оный его беспокоит». И это не было прихотью венценосного самодержца. Здесь выражена забота о том, чтобы офицер никогда не забывал, кто он такой и какой мундир носит.
Практически все императоры, начиная с Петра I, носили военные мундиры, числились в различных полках и были их шефами. Недаром «табель о рангах» отводил военным одну из высших ступеней в иерархической лестнице. Поэтому честь мундира была настолько высока, что офицер никогда не появлялся в обществе в другой одежде. Вместе с тем щегольство в военном обмундировании среди русских офицеров было чрезвычайно распространенным явлением, и тон в этом задавало первое лицо в государстве и в армии — сам император. Особенно ярко это проявилось при императоре Александре I.
Д. В. Давыдов вспоминал: «...Вполне женственное кокетство этого Агамемнона новейших времен было очень замечательным. Я полагаю, что это было главною причиною того, почему он с такою скромностью не раз отказывался от подносимой ему Георгиевской ленты, которой черные и желтые полосы не могли идти к блондину, каким был император Александр». Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский, состоявший в свите императора, восторженно писал о нем: «Приучив себя с молодых лет переносить непостоянство стихий, он всегда был верхом в одном мундире, лучше всех одет; казалось, что он был не на войне, но поспешал на какой-нибудь веселый праздник».
О генерале от инфантерии графе А. П. Тормасове, который в 1812 году командовал 3-й Резервной армией, а в 1814 году ставшем генерал-губернатором Москвы, военный историк сообщал следующее: «Щеголь смолоду, он и в преклонных летах был тщателен в одежде, и таким являл себя на войне и в сражениях». О командире лейб-гвардии Семеновского полка генерал-майоре Я. А. Потемкине, любимце простых солдат: «Стан его был примечательный, одевался он как кокетка». Но всех, конечно, перещеголял в моде прославленный герой 1812 года и Заграничных походов, отважный ученик А. В. Суворова генерал М. А. Милорадович. Его не менее знаменитый соратник по «марсовым полям» генерал А. П. Ермолов оставил воспоминания о встречах на русских аванпостах при Тарутине русского военачальника и французского маршала: «Генерал Милорадович не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским. Из разговоров их легко было заметить, что в хвастовстве французам не всегда принадлежало первенство. Если бы можно было забыть о присутствии неприятеля, казалось бы свиданье их представлением на ярмарке или под качелями. Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом наряде, с соболью шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович — на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые, концами обернутые вокруг шеи, во всю длину развевались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях!»
Вообще, надо отметить главенствующую в те времена черту театральности, склонности к актерскому действу не только в среде высшего света в целом, но и среди офицерства в частности. «Особую роль в культуре начала XIX века в общеевропейском масштабе сыграл театр, — писал исследователь того времени В. А. Преснов. — Театрализуется эпоха в целом. Специфические формы сценичности сходят с театральной площадки и подчиняют себе жизнь. Грань между искусством и бытовым поведением зрителей была разрушена. Театр вторгся в жизнь, активно перестраивая бытовое поведение людей. Люди этого времени строят свое личное поведение, бытовую речь, в конечном счете, свою личную судьбу по литературным и театральным образцам».
Все это франтовство, однако, не мешало русскому офицеру во время кампаний, в походах и в сражениях, не забывать о своем основном долге, отважно сражаясь за родное Отечество. Прекрасно понимая, что могут не вернуться из битвы, офицеры всегда шли на смерть при полном параде, без единого изъяна не только в оружии, но и в форме.
Офицер — профессия во всех отношениях идейная. Настоящий офицер служит не ради наживы, а ради высокой идеи защиты родного Отечества, прекрасно осознавая, что кто-то должен жертвовать своим земным благополучием ради того, чтобы остальные чувствовали себя спокойно и уверенно. С полным правом такой офицер мог бы сказать всем сомневающимся в его миссии словами Петра Великого: «Не должны вы помышлять, что корысти ради избрал я воинскую службу, а несу я мою нелегкую обязанность, сражаясь за благо государства, защита которого мне вверена, за род свой, за Отечество, за Православную веру и церковь... А обо мне ведайте, что жизнь мне не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего».
Дмитрий Жуков
Русское офицерство: жизнь Отечеству, честь — никому!
Русское офицерство: жизнь Отечеству, честь — никому!