Масленица — праздник проводов зимы. Она проходит за неделю перед Великим постом (сыропустную неделю православного календаря), и заканчивается Прощёным воскресеньем.
Масленица в традиционном русском быту была самым ярким, наполненным радостью жизни праздником. Её называли честной, широкой, обжорной, разорительницей... Про нее говорили, что она «целую неделю пела-плясала, ела-пила, друг ко дружке в гости хаживала, в блинах валялась, в масле купалась». Масленица отмечалась по всей России и в деревнях, и в городах. Ее празднование считалось для всех русских людей обязательным: «Хоть себя заложи, а масленицу проводи». Сегодня праздничные традиции восстановлены во многих городах. В Вологде, например, уже построили огромную катальную гору.
Катание на горах и в санях
Почти все масленичные развлечения проходили на улицах и площадях. Праздничные гуляния в русских городах проводились с устойчивой регулярностью — поводом были и церковные праздники, и ярмарки, но и победы, и коронации. Московские гулянья проводились в излюбленных местах — Девичье поле, Новинское и Марьина роща. Тогда это все были живописные окрестности города. А вот зимние гуляния были еще и там, где природный ландшафт позволял соорудить ледяные горы. Масленичные горы в древней Москве возводились на Москве-реке, в селе Покровском, на Разгуляе, на Неглинной, а позже перебрались и на Девичье, и под Новинское. Катание с гор было зимним развлечением в основном молодежи и детей. Для катаний или делались специальные, из дерева сколоченные, горы, или заливались водой горы естественные. Они украшались фонариками, рядом ставились елки. Ледяной скат переходил в ледяную дорожку.
Катальные горы — любимое развлечение и петербуржцев. Знаменитый знаток балаганов А. Я. Алексеев-Яковлев описывал те, что ставились на Неве, Фонтанке, а также на Адмиралтейской площади: «Горы были двусторонние, они строились параллельно, но в разных направлениях. Вышка одной горы воздвигалась на Дворцовой площади, неподалеку от Александровской колонны, к ней «затылком» ...находилась вторая вышка. Поднявшись на которую по лесенке, съезжали в обратном направлении». Катались на санках и разгон их по ледяной дорожке достигал до ста метров, тогда как высота гор бывала и до двенадцати метров (для безопасности, горы наверху обносились перилами). На особо крутых горах были специальные люди — катальщики. Они за небольшую плату скатывали безопасно с гор нежных барышень. Особый шик — это катание на ногах, а не на санках. Доступно было не каждому!
Но и другие города не отставали в праздничных гуляниях. На Урале, в Екатеринбурге, например, горы строили уже к Рождеству и катались с них вплоть до Великого поста, а на масленой неделе — каждый день. За катание денег не брали — потому и желающих было, хоть отбавляй. Чего только не использовалось в городах и деревнях для катания! Это были санки, ледянки, рогожи, шкуры, коньки. Это были круглые расплющенные корзины, заледеневшие снизу. Использовались в иных местностях и катульки — широкие выдолбленные доски, а также корежки — деревянные корыта, напоминавшие долбленые лодки. Дети любили влезть в одни санки по нескольку человек. А вот парни, показывая девушкам свою удаль и молодечество, умудрялись скатываться с самых высоких гор на вертлявой корежке. Они и лавировали по крутым склонам, управляя с помощью специальной короткой палки корежкой как лодкой. Но особый шик состоял в том, чтобы взяв на руки обмиравшую от страха девушку, спуститься с ней, стоя на ногах. Экстрим того времени состоял в зимних развлечениях! Но чаще всего любили кататься парами и на санках: девушка садилась к парню на колени и благодарила его за катание поцелуем. Если девушка вдруг не соблюдала этого правила, то молодежь, участвующая в катании, «замораживала» санки. Тогда девушка и парень не могли встать с них до тех пор, пока не поцелуются.
Традиция говорит, что в праздничные дни происходило и катание на лошадях: то вокруг ледяных гор, а то и по улицам города. В Сибири, на Урале катались «утугой» (толпой), то есть собирались от 30 до 50 саней и друг за другом ездили по городским улицам. А сами катания в деревнях назывались «съездки» — участие в катании на лошадях принимали жители всех рядом расположенных деревень. К праздничному катанию готовили и лошадей: их мыли, расчесывали им хвосты и гривы. С шумом и весельем выезжали на катание парни и девушки: звенели бубенцы, быстро мчались лошади, развевались полотенца, привязанные к задку саней, играла гармошка, звучали песни... Парни то и дело приглашали в сани гуляющих девушек: «Прошу прокатиться!».
Однако были и тут правила приличия: катать одну и ту же девушку парень мог не более трех-четырех кругов, а затем должен был приглашать другую. Но и тут лихие парни старались показать себя молодцами удалыми перед девушками: они управляли стоя бегущими лошадьми, прыгали в сани на ходу, играли на гармошках, дерзко свистели. Кульминация катаний наступала в воскресенье, когда молодежь возвращалась домой — стремглав неслись санные упряжки, обгоняя друг друга. Однако, воскресное катание завершалось мгновенно, — с первым ударом колокола, звавшего крещеный народ к вечерне.
А в столичном Петербурге были принято катание на санях-чухонках. Были они неудобными, на ухабах того и гляди вывалишься из саней, но все неудобства искупались остротой ощущений. В разгул настоящего масленичного веселья, наезжающие в Петербург несколько тысяч крестьян из окрестных деревень, не знали недостатка в пассажирах. Вот как описывалось в дешевой лубочной книжке масленичные городские увеселения, подчеркивая, что деревенское веселие и городское различалось тем, что в селе оно «за так», а в городе — за деньги:
А в городах, там горы высокие, салазки со звоном.
И в саночках вертят за денежки кругом.
Паяцы всех тешат, забавляют.
Для денег всех людей кататься приглашают.
Как в селах, так в градах тож,
Но разность только в том: здесь выжимают грош.
Масленая неделя
В понедельник происходила встреча масленицы. Первый день назывался «Чистая масленица — широкая боярыня». Вторник назывался «заигрыш». В этот день на рассвете вывозилось чучело масленицы на какое-либо центральное праздничное место. Вокруг него водили хороводы, играли, катались с гор. Среда — лакомка. Этот день был обжорный — ели много и обильно, но еда была молочная. Разнообразные блины украшали столы. Мясо уже не ели — соблюдали церковную традицию. Не случайно возникла и поговорка: «Не житье, а масленица». Основные масленичные торжества приходились на четверг, пятницу, субботу, воскресенье. Эти дни назывались широкой масленицей. Четверг — это «перелом». Катались на санях, развлекались кулачными боями, водили медведя (живого или ряженого). Пятница — тещины вечорки.
Масленичные обычаи были направлены и на то, чтобы ускорить свадьбы, чтобы молодежь находила себе пары, играя и общаясь в праздничные дни. Немало обрядов было связано и с молодоженами, с которыми была связана пятница. В этот день зять посещал тёщу. Она пекла блины и устраивала для молодых настоящий пир. Суббота — золовкины посиделки. Наступал день семейный. Молодые невестки принимали в своем доме родных. Наконец наступало воскресенье — целование или прощание с Масленицей. Народная традиция сочеталась с церковной — люди ходили к друг другу и просили прощения: один из них говорил: «Прости меня, пожалуйста». Второй же отвечал: «Бог тебя простит». В этот день рядились в шкуры козлов и баранов, волков и медведей, изображая злых духов. Их били палками, изгоняли. А зимняя хозяйка Масленица сжигалась за околицей, куда ее торжественно перевозили. В это время хозяйки выпекали для детей из теста «жаворонков». С этими «птичками» в руках дети кликали весну. Масленицу еще называли Сырной седмицей.
Балаганы
В городской культуре зимних развлечений с XVIII века стали все заметнее балаганы. Представления в балаганах шли на протяжении всей масленицы. На праздничных площадях, у балаганов, прямо на глазах у публики пекли блины или приносили их из ближайших трактиров. Без блинов, сладостей и традиционных напитков не обходился масленичный нарядный люд. Очень популярен был сбитень — помимо меда в него входили разные пряности. Продающие его сбитенщики ходили по площади с огромными баклангами, завернутыми в толстое полотно и громко выкрикивали: «Вот сбитень! Вот горячий! Кто сбитню моего? Все кушают его...»
Временные театральные помещения — балаганы — отличались размерами, репертуаром, успехом у публики, и, естественно, достатком их владельцев. В зрительном зале устанавливались грубые и простые скамейки, в зрительном же зале «шла бойкая торговля семечками и орехами, маковниками, пышками, кислыми щами и другой снедью». (Д. С. Альперов). Но бывали балаганы и пороскошнее — в зданиях «первой линии» перед сценой находилась даже оркестровая яма, а к ней примыкали ложи, потом кресла, а далее «первые» и «вторые места». Представления в балаганах обычно начинались в полдень и шли до девяти часов вечера. «Спектакль» длился 30-40 минут, тем самым в течение дня он шел пять-шесть раз.
Балаганы украшались флажками, вывесками, а позднее — газовыми и электрическими лампами. К рубежу XIX-XX веков делались на них завлекающие надписи, отражавшие программу балагана: «механический и отроботический театр», театр метаморфоз, комические виртуозы и туманные картины», «эквилибро-гимнастико-пантомимы-танцы-театр«...Балаганы любили удивлять редкостью. Так, в мелких балаганах на Девичьем поле в последней трети XIX столетия можно было увидеть «необыкновенные вещи»: теленка о двух головах, мумию «египетского фараона», «дикаря», привезенного из Африки, который «ел» живых глубей, а также человека с железным желудком, выпивающим рюмками скипидар и тому подобное (И. А. Белоусов). Даже и «людоеда» демонстрировали публике в балаганах: «африканский людоед» — артист, обмазанный жженой пробкой или краской, облепленный перьями и посаженный на цепь в клетку, сначала «съедал» живую птицу (искусное чучело), потом дико вращал глазами, и произнося слова, типа, «Вакцендор, вакцендак! Фантран, фампоко!», усиливал их нечленораздельными звуками и щелканьем зубами. А содержатель этого монстра предлагал кому-нибудь из «почтеннейшей публики» проверить на себе способности его к людоедству. Таковых не находилось, зато сборы росли — публика ходила в балаган с надеждой — а «вдруг?!»...
Одним из крупнейших актеров-предпринимателей и балаганщиков был в начале XIX века Леман. Несколько десятилетий его балаганы увеселяли публику Москвы и Петербурга. До того, как приехал он в Россию, Леман выступал в парижских предместьях. Там показывал французский вариант пантомим-арлекинад в духе классической итальянской комедии масок. В России этот тип постановки тоже стал очень популярен (и вообще, стоить заметить, что как театральные деятели рубежа XIX-XX вв., так и художники, очень многое почерпнули в эстетике балагана). Его балаганы были довольно роскошны внутри, довольно изысканны в убранстве. Он следовал вкусам века своего не только в убранстве балагана. «Леман, — писал неизвестный «любитель карнавальной драматургии», — покажет вам чертей, скелеты, ад, пожар, убийства, но он добр по природе и потому, если разрежет Арлекина на части, то немедленно склеит их...». Но уже в 40-е годы XIX века появились и «русские пантомимы». На сцену вышли Бова Королевич, Соловей-Разбойник. Кащей Бессмертный, Баба Яга, Полкан-богатырь, Змей Горыныч, Жар-птица... Это все любимые персонажи лубочных картинок, книжек и народных сказок. А вот в 1860-е годы русская тема широко вошла в репертуар балаганов в виде сцен из русской жизни.
Крымская кампания и война с Турцией сделали популярными такой вид пантомим, как батальные постановки. В них преобладали массовые сцены, зрелищные рукопашные схватки, было множество спецэффектов: взрывы, пожары, рушащиеся здания и укрепления, и, конечно же, наличествовал эффектный финал — апофеоз. Победы над врагом. Особенно хороши были батальные постановки в балаганах купца Василия Малафеева. Его балаганы стояли на Адмиралтейской площади и Марсовом поле в Петербурге. У него же начали ставить не только пантомимы, но и разговорные пьесы. Доминировали военные драмы, сопровождаемые рукопашными боями и оружейной пальбой наряду с пением и плясками: «Куликовская битва, или Князь Дмитрий Донской», «Минин и Пожарский», «Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири» и др. Обстановка драм была пышная, даже стремилась к историческому правдоподобию в костюмах и вооружении. Апофеоз носил аллегорический характер и прославлял победу русского оружия. Купец Малофеев средств отпускал достаточно — он страстно любил сцену...
Пустели праздничные площади. Завершалась масленица. Заканчивалось веселье, и наступал строгий Великий пост — время покаяния и молитвы.
Вероника Иконникова
Русские праздничные развлечения на масленой неделе
Русские праздничные развлечения на масленой неделе