Русская тройка

Русская тройка — это старинная конная упряжка, ставшая национальным символом России. Мы трижды целуемся, прощаясь, мы часто говорим: «Бог любит Троицу». У нас в дозоре стоят три богатыря, и выбираем мы из трех дорог. Естественно, под окном всегда сидят три девицы-невесты. А недалеко хлопочут о том о сём три сватьи. Наконец, трехголовый змей трижды теряет по одной голове, а золотая рыбка выполняет только три желания. Русский герой проходит три испытания, прежде чем обрести надежное и полное счастье семейное. Эта наша любовь к тройственности и Троице материализовалась в уникальной, известной всему миру, запряжке лошадей, имя которой — Русская Тройка...

Кто из нас не помнит знаменитые гоголевские слова: «Эх, тройка! Птица тройка, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи...». Нет никакого сомнения, что образ Птицы-Тройки Николая Васильевича Гоголя питала не только особенная русская езда на тройке, но и народная традиция, которая проявила себя в сказках, былинах и житиях святых.

Так что же важно для нас в этом образе? Почему нас так волнуют эти слова, как заунывно-печальный романс «Однозвучно гремит колокольчик...» или народные ямщицкие длинные песни? Простор, дорога, огромное пространство — все эти образы из нашей души перелились в плоть русской культуры, кроме того, стали ее физическим и метафизическим наполнением: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!»

Просто фантастический русский карнавал рисует Гоголь: летящие кони, ужас движения, дымом дымится (снежной пылью) дорога, несутся навстречу друг другу русские огромные пространства, белое безмолвие полей, пробиваемые медными грудями коней... И столько в нём силы — крепкой, животной (в старорусском понимании «живот» — это жизнь), и, столько в нем мощи — таинственной и «ужасной». Образ Птицы-Тройки (могучей Руси-России) Николай Гоголь не придумал — он только его укрепил.

Русская тройка — единственная в мире разноаллюрная запряжка. Коренник (центральная лошадь) должен идти быстрой чёткой рысью, а пристяжные (лошади сбоку) должны скакать галопом. Тройка развивает очень высокую скорость — до 45-50 км/ч. В то время как в середине XIX века быстрой считалась езда в 18-20 км в час. «Механизм тройки заключается в том, — говорит специалист, — что идущего широкой, размашистой рысью коренника, как бы «несут» на себе скачущие галопом пристяжные, пристёгнутые к кореннику постромками. Благодаря этому все три лошади медленнее устают, но поддерживают высокую скорость».

Русская тройка — это старинная конная упряжка, ставшая национальным символом России. Появилась она примерно в середине XVIII века и зарекомендовала себя как самый быстрый вид транспорта. В XIX столетии тройка достигла всеобщей популярности: повозки, запряженные тройкой, стали олицетворением русской удали, широкой натуры. Троечная упряжка декорировалась (хомуты — красочные, покрытые резьбой и росписью), снабжалась кистями на уздах и шлеях, особенно красивой была дуга центральной лошади (коренника). Дуги расписывались так, что издалека были видны — расписывались зелеными травами, красными розанами, синими виноградными гроздьями. На ней закреплялся колокольчик, который помимо сигнальной функции, выполнял, безусловно, душевную. Радовал звоном. Русские тройки не имели аналогов в мире. Образ тройки сохранила и музыка, романсы, народные песни, литература.

Масти или расцветки лошадей упоминаются в десятках произведений русской классики. Такие масти, как белый, серый, рыжий, бурый, естественно, не требуют объяснения.

Буланый — светло‑желтый, с черным хвостом и гривой.
Вороной — сплошь черный.
Гнедой — темно‑рыжий, с черным хвостом и гривой. В чичиковской тройке гнедым был коренник.
Игреневый — рыжий, со светлой гривой и хвостом. У старого графа Ростова в «Войне и мире» игреневый меринок.
Караковый — темно‑гнедой, почти вороной, со светлыми (желтоватыми) пятнами, так называемыми подпалинами — в паху и на шее.
Карий — масть средняя между вороной и гнедой. Грива и хвост при этом обычно черные.
Каурый — светло‑каштановый, рыжеватый. (В чичиковской тройке каурый — левый пристяжной).
Мухортый — гнедой, с желтоватыми подпалинами.
Пегий — в крупных пятнах.
Половый — бледно‑желтый.
Саврасый — темно‑желтый, с черной гривой и хвостом.
Сивый — серый, темно-сизый.
Соловый — желтоватый, со светлым хвостом и гривой. (Наполеон в «Войне и мире» Л. Толстого разъезжает на соловом иноходце).
Чагравый — темно‑пепельный.
Чалый — серый с примесью другой шерсти. (Ленский едет к Онегину в пушкинском «Евгении Онегине» «на тройке чалых лошадей »).
Чубарый — с темными пятнами на светлой шерсти или вообще с пятнами другой шерсти, хвост и грива черные. (В чичиковской тройке чубарый — правый пристяжной).
(По материалам: Ю. Федосюк «Что непонятно у классиков», 2012)

«Закладывать лошадей» означало запрячь их в экипаж. А вот распрячь — называлось раскладывать, «перекладывать» — значит перепрячь, заменить одних лошадей другими. Потому и ехали наши предки на перекладных.

Упряжки были разными — все зависело от количества лошадей и от порядка их расположения. Помимо знаменитой «тройки», ездили на «четвернях» — четыре лошади запрягались в ряд, но такая упряжка требовала широкой дороги, которые, как известно, всегда плохи в России, а потому лошадей чаше запрягали парами. Упряжка в четыре лошади, где одна пара располагалась за другой, называлась «цугом».

В «шестерни», «восьмерки» лошади тоже впрягались парами, в линию. Те пары лошадей, что впрягались справа и слева от дышла (одиночной оглобли), назывались дышловыми. Совершенно замечательно именовалась передняя пара лошадей — уносной. Заметим, что цугом (не менее четырех, впряженных попарно) разъезжали очень богатые или важные (сановитые) люди. Вспомним Фамусова, который с восторгом говорит о важном вельможе — некоем Максиме Петровиче: «...Весь в орденах, езжал‑то вечно цугом».

Другой тип упряжки назывался «гусем». До пяти лошадей запрягались одна за другой — так ездили за городом и на узкой зимней дороге (всюду были сугробы).

Но вот что значили слова о «плоских рессорах» в стихотворении Некрасова «Гадающей невесте», нам сегодня понять труднее. Мы слышим скорее иронию... и недоумеваем: при чем тут «плоские рессоры»? Некрасов-автор пишет стихотворение в форме обращения к молодой девушке, влюбленной в модного хлыща:

У него прекрасные манеры,
Он не глуп, не беден и хорош,
Что гадать? Ты влюблена без меры,
И судьбы своей ты не уйдешь. (...)

Не из тех ли только он бездушных,
Что в столице много встретишь ты,
Одному лишь голосу послушных —
Голосу тщеславной суеты? (...)

Он твои пленительные взоры,
Нежность сердца, музыку речей —
Все отдаст за плоские рессоры
И за пару кровных лошадей!

Дело в том, что в XIX веке усовершенствованные рессоры были признаком достатка владельца экипажа и свидетельством его изысканной привязанности к комфорту, то есть, по сути, они были «предметом гордости и зависти окружающих». Теперь понятно, почему образ столичного повесы- соблазнителя Некрасов дополняет страстью к «плоским рессорам». Нынешний поэт воспел бы, очевидно, рессоры BMW, если таковые имеются...

Звон колокольчиков и бубенцов многократно описан в русской литературе. На почтовой тройке мчался в Москву Чацкий, о чем и рассказывал Софье в таких словах:

...Звонками только что гремя
И день, и ночь по снеговой пустыне
Спешу к вам голову сломя.

А вот А. С. Пушкин в «Графе Нулине» передает другое состояние:

Кто долго жил в глуши печальной,
Друзья, тот верно знает сам,
Как сильно колокольчик дальный
Порой волнует сердце нам.

Звенел колокольчик — значит, приближался почтовый экипаж; значит — провозил письма друзей и жены. Колокольчик привешивался под дугой коренника, а у пристяжных прямо к сбруе подвешивались бубенцы. Между прочим, песня ямщика была еще и охранной, оздоровительной. Если бы он не пел (не открывал рта) — он бы попросту оглох от постоянного колокольного звона, что так привлекателен для тех, кто ждал почтовую тройку... Мчится тройка почтовая... И тешится детина-ямщик быстрой ездой... И гудит колокольчик — дар Валдая...

«Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства»...

Вероника Иконникова