Рождество в купеческом доме

В ходе «великих реформ» 1860-х годов традиционный облик всех российских сословий — от крестьян до дворянства — резко изменился. Купечество перемены затронули в меньшей мере, нежели прочие сословия — или, по крайней мере, были не столь стремительны.

Как ни парадоксально, именно в среде торгово-промышленного люда, ворочавшего крупными капиталами, дольше всего сохранялось православное мировоззрение — и связанный с ним патриархальный уклад жизни. Одна из примет этого быта — то, что еще и в конце XIX столетия в купеческой иерархии празднеств церковные праздники стояли гораздо выше светских. Главным «зимним» праздником оставалось Рождество Христово.

К Рождеству в купеческих семьях готовились загодя. Сорокадневный Рождественский пост, начинавшийся 15 ноября и длившийся по 24 декабря, обычно держали строго. Купец Н. А. Варенцов, родившийся в 1862 году, вспоминал: «Во время моего детства посты соблюдались строго, если можно считать за строгость отсутствие мяса, рыбы, молочных продуктов и животного масла, заменяемых вкусными кушаньями, где вместо мяса и рыбы были грибы; молоко заменялось миндальным, подаваемым к чаю, к кашам и другим сладким блюдам». Одновременно начинались приятные хлопоты, связанные с грядущим праздником: хозяйка дома готовила подарки для детей, крестников и прислуги. Подарки тщательно прятались от любопытных глаз.

Последняя неделя поста целиком отдавалась уборке жилища и закупке снеди. По словам того же Варенцова, «...за неделю до Рождества Христова радивые хозяйки начинали убирать свои квартиры, в это время превращавшиеся по виду, как будто было нашествие Батыя: вся мебель сдвинута со своих мест, сняты образа, зеркала, картины; окна, двери без драпировок; полы без ковров и половичков. Комнаты наполнялись суетливой прислугой... все они с босыми ногами, с заткнутыми подолами, с ведрами, мойками, швабрами, мочалками неистово мыли, вытирали и выметали скопившуюся пыль и грязь, полировали мебель смесью деревянного масла со скипидаром; с высоких стремянок тщательно промывали люстры, канделябры, бра, вставляя свежие свечи. Уборка начиналась обыкновенно с парадных комнат, постепенно переходя на жилые и тем внося большой сумбур в жизнь лиц, принужденных в это время быть дома». В итоге дом принимал праздничный вид. Окна и двери украшались нарядными драпировками, полы застилались мягкими коврами, по комнатам разливалось приятное благоухание помещенных в жардиньерки цветов, а перед блестящими ризами икон теплились лампадки.

Одной лишь уборкой хлопоты не заканчивались: в последние дни Рождественского поста хозяйкам предстояло объехать рынки и запастись продуктами на все праздники, да еще так, чтобы ни за что не переплатить — между купеческими женами велось негласное соревнование: кто лучше хозяйничает. Купец Иван Кубасов делился воспоминаниями своего детства: «Уже заказаны «коцинские» окорока, магазин Миленышева, что был на Мытном рынке, должен поставить традиционных гусей и молочных поросят для заливного и жареного, ну а все остальное, разумеется, из нашего магазина. Мамочка взяла нас на Мытный рынок. Мы пришли в живорыбные садки бр. Стрельниковых. Там круглый год живая рыба: осетрина и стерлядь, судаки и лещи, жерехи и лещи, караси, окуни и проч. А пироги с рисом и осетриной, с рисом и соминой, заливной судак, отварная и паровая осетрина, стерлядь горячего копчения...»

Главным блюдом на рождественском столе был поросенок, второе место принадлежало жареному гусю. Рядом могла стоять «...индейка с воткнутым в нее ярким фазаньим хвостом, верно, чтобы обмануть гостей, чтобы они думали, что это настоящий фазан». И это не говоря о всевозможных винах, настойках, закусках, икре, сыре, разных сортах колбасы...

Школьники и гимназисты, если они проживали в стенах учебного заведения, на Рождественские каникулы приезжали домой. Прекращали свою работу культурные и общественные учреждения. К примеру, Московский Биржевой комитет распускался за несколько дней до Рождества — ведь, как однажды сказал его член Н. А. Найденов, «...у большинства из нас головы заняты в данное время праздничными заботами — гусями, поросятами — самое время запасаться ими». А устав Третьяковской галереи гласил, что «в праздничные и табельные дни (имеются в виду царские праздники. — А. Ф.) Галерея должна быть открыта, за исключением первого дня Святой Пасхи, Рождества и Нового года». Итак, главы купеческих семейств получали возможность поддержать супруг в их хлопотах. К сочельнику — 24 декабря — вся семья была в сборе.

В сочельник постились особенно строго, до появления на небе первой звезды ничего не ели. В. П. Зилоти, старшая дочь П. М. Третьякова, пишет: в сочельник бывало «...свое незабываемое настроение... Выйдешь, бывало, от вечерни — смеркается; холодно на улице, а на душе тепло, а дома ждет большая, еще не украшенная елка. Пахнет смолой, и наши детские души полны ожиданием юного, веселого зимнего праздника Младенца Христа». После вечерней службы разговлялись, ели сочиво — сладкую кашу из пшеничной, рисовой или другой крупы. Дети ложились спать, а в это время в гостиной взрослые наряжали большую, до четырех метров в высоту, елку. На ее мохнатых лапах были и игрушки, и пряники, и шарики, и хлопушки, и нитки бус и, конечно, множество свечей. Верхушку елки венчала «искрометная звезда». Поздним вечером детей одевали в новые костюмы и приводили к дверям гостиной.

По словам другой купеческой дочери, Е. Л. Андреевой-Бальмонт, «В сочельник после всенощной часов в восемь мы спускались из нашей детской в залу, где за закрытыми дверями, мы уже знали, была елка. Она наполняла все комнаты своим смолистым запахом. Мы были одеты в праздничные платья и замирали в благоговейной тишине за дверью, стараясь разглядеть что-нибудь в щелку и шепотом переговаривались друг с другом. Наконец раздавались звуки музыки, одна из старших сестер играла на рояле что-то очень торжественное, похожее на церковную музыку... Двери распахивались изнутри, мы вбегали в залу, обходили дерево... Елка... в этот вечер горела недолго. Гостей не было, мы не бегали, не танцевали, а старшие были серьезно и торжественно настроены. Нас скоро услали спать, и мы, нагруженные подарками, о которых уже с осени мечтали, охотно шли к себе наверх».

В это время детишки из семейств победнее бегали по домам и славили Христа, рассказывая хозяевам «рацеи». Купец И. А. Слонов, родившийся в бедной семье, писал: «Рацеями» назывались простые рассказы о том, как в Вифлееме в яслях родился Спаситель Мира и, по указанию звезды, к Нему пришли издалека волхвы поклониться и принести дары... После «рацеи» мы поздравляли «хозяюшку» с праздником, нам давали 3-5 копеек». Молодежь ходила по хрустящему на морозе снегу от одного дома к другому. Веселье утихало глубоко за полночь.

Первый день Рождества начинался с посещения церкви. Весь день в доме царила суета. С самого утра, иной раз с девяти часов, начинались визиты — поздравления с праздником. Иной раз число посещенных за день домов доходило до 30-40, поэтому подолгу нигде не задерживались — многие визиты длились не более 10 минут. У близких друзей или родственников старались погостить подольше, «вкусно закусить, согреться, посмеяться, отдохнуть и ехать дальше «Христа славить». Угощали обязательно всех визитеров, приглашая их в гостиную, к длинному, накрытому белой скатертью столу. «Чего только на этом столе не бывало: конечно, водки, наливки и вина всяких сортов, среди блюд и закусок уже обязательно окорок и заливной поросенок. Окорок украшали разными рисунками из цветного теста, а кость его завертывали в пучок мелко нарезанной цветной бумаги».

По словам В. П. Зилоти, первый день Рождества считался «мужским» днем, а второй — «женским». Объяснялось такое разделение очень просто: в первый день визитерами являлись главным образом мужчины, а уже потом жены и дочери, освободившиеся от хлопот по кухне. Как пишет купеческий сын С. А. Попов, «...считалось приличным делать визиты обязательно в первый же день праздника; дамы, занятые приемом визитеров в первый день праздника, делали визиты большей частью со второго или даже третьего дня праздника».

Помимо родственников и знакомых, чей социальный статус, как правило, был близок статусу хозяев дома, их навещали люди более низких социальных категорий — дворники, кучера, почтальоны, вышедшие замуж служанки, стипендиаты учебных заведений, которым хозяева дома оказывали поддержку и т. п. — все они «наделялись некоторыми суммами» по случаю праздника. Почтальоны и телеграфисты обходили все квартиры с целью получить «на чай»; в конце концов, по словам С. А. Попова, они даже упорядочили свои обходы: «Чтобы скорее окончить обход, они делили квартиры между собой, и у них были при себе тетрадки, в которые вас просили списывать, сколько вы дали «к празднику», — вероятно, так было устроено ввиду общей дележки и известного недоверия друг к другу». Обязательно заходили священники, которые, становясь перед образами, пели тропари празднику и кропили святой водой всех, кто подходил приложиться к кресту.

Для детей в этот день существовала особая программа: вновь зажигались восковые свечи на елке, которые на этот раз горели долго, так что старшим детям доверяли их менять. Нередко младшее поколение ездило «на елку» в родственные дома, где, по словам П. И. Щукина, дети получали «...подарки от радушного хозяина и смотрели туманные картины, которые показывали в зале на простыне, посредством волшебного фонаря». Вокруг елки водили хороводы, пели, «разрывали хлопушки», наряжались в бумажные костюмы и играли в другие игры.

Нередко детей в сопровождении взрослых отправляли навестить и поздравить с праздником старшее поколение — бабушек и дедушек. С. А. Попов по этому поводу писал: «Мы с удовольствием отправлялись на это паломничество, так как бабушка всегда нас дарила деньгами, сумма по возрасту начиналась, кажется, с 5 рублей», что по тем временам было довольно большой суммой. Помимо денег, дети получали игрушки, сладости и другие подарки.

Если первый день праздника проходил у всех одинаково, то следующие дни праздника каждый встречал по-своему — в зависимости от культурных пристрастий. Первые три праздничных дня у младшего поколения учебы не было, еще четыре дня учились вполсилы — до полудня. Оставшееся время отдавалось играм и прочим забавам. Второй день обычно посвящался близким родственникам, взрослые вновь собирались за столом. Традиционно по домам ходили славильщики, обычно ряженые в вывернутые шубы, в масках или с вымазанными сажей лицами. К гостям присоединялась хозяйская прислуга, под аккомпанемент гитары плясали казачка и камаринскую. «На темных улицах часто попадались большие группы ряженых и маскированных, разъезжавших по знакомым домам, где экспромтом устраивались веселые домашние маскарады. Затем большими компаниями катались по городу на тройках», — так описывает святочное веселье в Москве И. А. Слонов.

Однако, судя по всему, купеческие отпрыски компанию славильщикам не составляли. Зато участвовали в гаданиях — обязательном атрибуте святочных гуляний. По словам Н. А. Варенцова, молодежь веселилась отдельно от взрослых, вместе с приехавшими в гости друзьями и подругами. «Веселье, что называется, шло дыбом: развлекались гаданьем, играми, танцами и пением. В комнаты, где веселилась молодежь, вносились плетеные корзинки, наполненные яблоками, мятными пряниками, орехами разных сортов и другими сладостями, и треск от грызения орехов шел по всему дому». Правда, гадания устраивались не во всех купеческих домах — купцы-мемуаристы об этой сомнительной для доброго христианина забаве почти не упоминают.

В последней трети XIX столетия среди купеческих семейств распространился новый обычай — в рождественские праздники всей семьей выбираться в театр или в цирк. Е. Л. Андреева-Бальмонт отмечает: «На третий день нас возили днем в цирк или театр. Мы заранее волновались и радовались. Что мы увидим? Мне хотелось в театр, братьям — в цирк». Это свидетельство подтверждает Н. А. Варенцов: «Хозяева считали необходимым побывать в театрах, в Большое и Малом... а также в цирке».

Чем ближе к рубежу веков, тем чаще в купеческих домах «на Рождество», т. е. на третий или четвертый день празднеств, устраивались костюмированные балы и театральные представления. К примеру, по воспоминаниям М. А. Гарелиной, в доме Морозовых-Тимофеевичей каждое Рождество устраивались роскошные балы для подросшей молодежи — или, по крайней мере, вечеринки. «Сделать большой вечер мешало то, что все дочери Марии Федоровны Морозовой... были в интересном положении и танцевать не могли». Именно из рождественских посиделок с детьми и друзьями выросла частная опера С. И. Мамонтова. В. П. Зилоти вспоминает, как однажды «на Рождество дядя Савва поставил у себя дома, в громадном, высоченном своем кабинете, «Снегурочку» Островского с музыкой Чайковского».

Иными словами, Рождеству в купеческой среде придавалось очень большое значение. В первую очередь, конечно же, сакральное — купцы и в разгар веселья не забывали о Боге: молились, посещали приходскую церковь, жертвовали деньги неимущим. С другой стороны, праздник выполнял важную социальную функцию — поддержания старых и завязывания новых связей. Купеческие семьи жили замкнуто, но несколько раз в году — на Рождество, Новый год, Пасху — традиционно выбирались друг к другу с визитами. Конечно, по мере того как культурный и образовательный уровень купцов повышался, религиозная сторона праздника отходила на второй план, уступая светской составляющей. Однако рождественские традиции еще и в начале XX века были живы.

Анна Федорец