Рождение русской литературы

Многие ли из образованных людей России без размышления ответят на простой, казалось бы, вопрос — кто был первым русским писателем?

Имена литературных титанов нового времени придут в голову гораздо раньше, чем вспомнится о том, что по ту сторону петровского «великого перелома» простирались века и века развития собственной, самобытной культуры. Много ли вообще знают о ней те, кто не занят ее изучением по зову сердца или профессионально? Между тем, не будь первых писавших ещё единым, не разделенным на три ветви «русьскым языком» — не было бы и тех, кто воспринял их наследство в последние три столетия.

Из древнерусской литературы чаще всего вспоминают «Слово о полку Игореве» — памятник ярчайший, во многих смыслах уникальный, но всё же уже созданный минимум через сто с лишним лет после первых её памятников. Многим на ум придёт «Повесть временных лет» — но и великий труд Нестора был итогом создававшихся ещё прежде исторических повествований. У истоков же литературы Руси стоят авторы, творившие десятилетиями раньше, во времена великого киевского князя Ярослава Мудрого.

Время это было порой наивысшего расцвета для Древней, Киевской Руси. Государство стало действительно единым, сплотившись после исконного племенного дробления и братоубийственных распрей под властью одного «самовластца». Русь на равных сносилась с могущественными соседями, а более слабым могла диктовать свою волю. Росли и богатели русские города, прежде всего «мать городов русских» — Киев.

Однако прозвище «Мудрый» Ярослав заслужил не своими талантами политика (каковые несомненны), а трудами по распространению книжной культуры и просвещения. Из более чем десятка братьев, сыновей крестителя Руси Владимира Святого грамотными были двое — Ярослав и святой мученик Борис. Тогда это была редкость в среде вчера ещё языческой воинской знати — тем, кто интересовался «христианским знанием», книги чаще читали вслух, как самому Владимиру. Но Ярослав, как считает нужным отметить один из летописцев, «был христианин — книги сам читал». То есть вера для него была выбором, основанным уже не только на чувстве, но и на глубоком знании, и путь к этому знанию для князя был неотделим от пути к вере.

Потому, распространяя и укрепляя на Руси введенную отцом новую веру, Ярослав не меньшее внимание уделял распространению грамотности и книжности. Владимир создал одну школу в Киеве — при Ярославе, вслед за основанной им школой в Новгороде, учить грамоте по «христианским книгам» начинают священники по всем городам Руси. И именно в эти десятилетия, в середине XI века, начинает работать переписная мастерская при выстроенном князем Софийском соборе в Киеве — наиболее зримом памятнике величию Ярославовой Руси. При храме создаётся и библиотека — первая, видимо, в истории Русского государства. Переписываются старые славянские переводы Священного Писания, выдержки из трудов Отцов Церкви, исторических сочинений. Создаются и первые собственно русские переводы — так, переводится на древнерусский язык греческая Хроника Георгия Амартола, излагающая всемирную и византийскую историю. И, наконец, появляются именно в киевском окружении Ярослава, среди приближенных ко двору священнослужителей, первые собственно русские литературные сочинения.

Впрочем, стоит оговорить одно обстоятельство — древнерусская литература, как и всякая средневековая литература, не была ещё «художественной» словесностью в нынешнем понимании этого слова. Древнерусский писатель мог быть историком, мог быть богословом и учителем нравственности. Он писал о том, что действительно занимало его — а занимала реальная история или истины веры, стремление наставить современников. Литературные жанры того времени — летопись, житие, богословский труд, поучение. Идея «литературного вымысла» древнерусскому книжнику была чужда и, скорее всего, даже показалась бы кощунственной. Писаное слово должно быть словом истинным и говорить о действительно свершившихся перед лицом Божьим вещах. Пишущий — свидетель о собственных и чужих поступках на Страшном Суде. Проекты домов с двускатной крышей http://z500proekty.ru/doma/tag-2-skatnaya-krpovlya.html «Неполезное чтение» в духе античного и средневекового (западного либо византийского) романа распространилось только века спустя, уже в Руси Московской.

Тем не менее, писатели тех веков были подлинными мастерами слова — тем более, что до них на Руси таковых не было. Их исторические и богословские труды обращены ко всем образованным людям своего, ещё далеко не притязательного времени, — в потому живы, ярки и понятны. Для человека современного сложность в понимании их вызывает разве что временная дистанция. Язык же первых русских писателей бесконечно далёк от любой «академичности» — это язык проповедников, образованных учителей, а не ученых. Это особенно заметно в сравнении со сложными построениями византийских и западноевропейских схоластов того же времени, за плечами которых стояла тысячелетняя античная ученость. И русские летописи гораздо насыщеннее, ярче, «литературнее» сухих латинских анналов. Что же, русская словесность была молода, и в этом было ее преимущество — в том числе и на взгляд из современности.

Конечно, родилась она не на пустом месте. Ещё не русская, но славянская книжность во времена Ярослава насчитывала уже не один век развития. От трудов святых Кирилла и Мефодия, создателей славянской грамоты, в течение двух столетий трудилось немало переводчиков и писателей и на западе, и на юге славянского мира. Вытесненная латинским духовенством со своей чехо-моравской родины, славянская грамота и славянская словесность нашли в конце IX в. вторую родину в Болгарии. Именно здесь, как полагают, была создана новая версия славянской азбуки — нынешняя кириллица, постепенно заменившая прежнюю «кириловицу»-глаголицу. Здесь ученики Мефодия завершили труды по созданию Славянской Библии. Здесь создавались жития первых славянских святых. К XI веку в болгарской литературе было уже не так мало ярких имен — богословы и комментаторы Писания Константин Преславский и Иоанн Экзарх, защитник славянских письмен Черноризец Храбр, обличитель богомильской ереси Козьма Пресвитер...

И именно из Болгарии уже в первой половине Х в. славянская грамота, а затем и славянская книжность начали проникать на Русь. Знакомство с ними было неразрывно связано с утверждением христианства. Новая вера говорила с древними русами, как и с их южнославянскими сородичами, на их родном языке. А народившаяся русская литература и по богатству жанров, и по количеству произведений, и по числу известных писательских имен быстро превзошла своих учителей.

Уже эпоха Ярослава дает нам целых трех известных поименно писателей. Так что раздумья по поводу того, кто был первым, были бы небезосновательны — разве что не каждый наш современник назовет хоть одно из этих имен. Чаще всего вспоминают митрополита Илариона, духовника князя и его ближайшего соратника в делах церковных. Иларион создал знаменитое «Слово о Законе и Благодати» — рассуждение о Ветхом и Новом Завете, переходящее в похвалу крещению Руси и князьям-просветителям и увенчанное обращенной к Богу молитвой. Илариону принадлежит или приписывается также «Послание брату-столпнику» (или «Поучение к отрекшимся от мира»).

Другой писатель, начавший труды, скорее всего, ещё во времена Ярослава — Иаков Мних. О нём почти ничего неизвестно, кроме того, что он был монахом (мнихом), но довольно близким к княжескому дому. Иаков написал сказание о святых Борисе и Глебе (возможно, первую версию известного их жития) и «Память о похвалу князю Русскому Владимиру» — первое житийное сочинение, посвященное крестителю Руси. Может быть, он причастен и к самому значительному, хотя и не сохранившемуся в первоначальном виде, литературному труду того времени — так называемому «Древнейшему сказанию о временах Святослава и Владимира». Позже оно ляжет в основу русского летописания.

Наконец, третьим писателем времен Ярослава был новгородский епископ Лука — наряду с Иларионом ещё один выдвинутый князем на епископский престол уроженец Руси. Луке принадлежит небольшое «Поучение к братии» — изложение основ христианской морали и правил поведения.

Таким образом, уже первые памятники русской словесности отличались широким кругозором и богатством жанров. Мы видим здесь начатки летописания и учительного слова, житийной литературы и богословия. Немного известно о первых русских писателях — но лишь потому, что они избегали говорить о себе, повествуя больше о том, что хотели оставить в вечности. И их наследие продолжало жить в их собственных трудах, и в сочинениях их последователей, — и незримо продолжает жить в литературе нового, давно позабывшего о них нашего века.

Сергей Алексеев, историк