Россия — СНГ: миграционные риски и возможности

На состоявшейся в июле 2012 г. встрече послов и постпредов России Владимир Путин завил, что «необходимо вернуться к вопросу об облегченном порядке предоставления российского гражданства тем, кто был гражданином СССР, и прямым потомкам родившихся в Советском Союзе». Такая постановка вопроса предвещает революционный поворот в миграционной политике и прилив значительной волны переселенцев. Очевидно, что главным источником миграционных потоков останутся Средняя Азия и Закавказье, регионы, которые для значительного числа россиян ассоциируются с эпицентрами демографической угрозы. По мнению ряда экспертов (например, Максима Ревы), если Россия будет проводить политику «открытых дверей» для граждан СНГ, она может разделить участь Старой Европы, которая на наших глазах превращается в поле неразрешимого культурного конфликта. Насколько же обоснован этот тревожный прогноз?

Наиболее красочной иллюстрацией к пессимистической миграционной модели служат события в парижских предместьях, первый раз всколыхнувшие столицу Франции в 2005 году и теперь напоминающие о себе регулярными рецидивами. Чтобы сделать сравнительные выводы, нам стоит оценить демографические перспективы России и Франции, — с учётом того, что главным источником приезжих в обеих странах являются бывшие имперские окраины.

Массив прежних французских колоний, непосредственно примыкающий к былой метрополии (не считая удалённых Индокитая, Полинезии и т. д.), огромен — он охватывает почти всю северо-западную половину африканского континента. Население бывшей французской Африки в четыре раза превышает население самой Франции (примерно 250 миллионов человек против 65 миллионов). В то же время население десяти соседних с нами стран СНГ несколько меньше населения собственно Российской Федерации (133 миллиона против 141-го). Это существенно снижает риски «растворения» России в миграционных потоках — по сравнению с Францией.

Также более благоприятен для нас этнический баланс на постимперских пространствах. Примерно половина населения ближнего российского Зарубежья принадлежит к славянским или к другим народам восточно-христианской традиции, то есть культурный конфликт при их переселении в Россию исключён. На духовно близкие к русским народы приходится примерно три четверти суммарного населения СНГ, что создаёт достаточно прочные предпосылки культурного преобладания. Большинство остальных жителей Содружества Независимых Государств принадлежит к народам тюркской группы, которые взаимодействовали с русскими в различных формах единой государственности ещё со времён Золотой Орды (не считая давних русско-половецких альянсов и династических связей).

Восемь веков сосуществования в значительной мере сняли остроту возможного славяно-тюркского антагонизма. Дополнительным фактором взаимопонимания между нами служит положительный опыт советского периода, когда, например, в семьях узбекских, казахских, азербайджанских ветеранов память о Победе 1945 года остаётся важной духовной ценностью. Во время бытовых конфликтов между азиатскими мигрантами и коренным русским населением автору не раз приходилось лично слышать такой примирительный аргумент: «Ведь наши деды вместе на войне сражались!»

Ничего подобного нет в сообществе наций, возникшем на руинах Французской колониальной империи. Там, если и живёт память о совместных войнах, то это войны друг против друга (например, алжирская эпопея 1954-62 гг.). Ментальная пропасть между парижанами и африканцами исключительно глубока, и совместное проживание в империи, построенной по совершенно иному принципу, нежели империи Российская и Советская, только усугубило цивилизационный конфликт.

Одной из объективных причин неприязни между колонизаторами и заморскими подданными бывшей Французской империи был откровенный меркантилизм метрополии, выражавшийся в безжалостном ограблении окраин. Если в начале XVIII века разрыв в уровне жизни между североафриканским Магрибом и расположенным на противоположном берегу Средиземного моря французским Провансом был минимален, то уже к началу XX века эти части империи различались, как небо и земля. Когда жители метрополии уже водили автомобили «Рено» и управляли самолётами «Фарман», в колониях продолжали довольствоваться транспортом средневековья — верблюдами и ишаками. Этот грандиозный разрыв между полюсом западноевропейского процветания и полюсом африканской нищеты, достигший апогея именно в колониальную эпоху, сегодня создаёт неодолимое магнетическое поле, притягивая толпы обездоленных жителей чёрного континента в благополучный французский «рай».

В нашей стране, напротив, принимались централизованные меры для подтягивания окраин, и сегодня уровень жизни в независимом Казахстане или в Туркмении почти не отличается от уровня жизни в современной России. Очевидно, что ожидать у нас вала переселенцев из этих стран не приходится. Существенно хуже социально-экономическая обстановка в Таджикистане или Киргизии, но и здесь разрыв с Россией не достигает такого астрономического масштаба, как, например, разрыв между Францией и Мали, Нигером, Конго. (При исчислении душевой покупательной способности доходы россиян и припамирских народов различаются в 7-9 раз, а разница между доходами французов и африканцев оценивается в 30-50-100 раз.)

Хотя таджикские дворники, готовые работать за минимальную зарплату, стали в России притчей во языцех, надо признать: их гонит к нам суровая нужда, но не повседневный страх голодной смерти. В то же время обитатели стран Сахары ищут приюта во Франции, реально спасая свою жизнь и жизнь своих детей. В состоянии отчаяния они готовы на любое преступление, лишь бы проникнуть сквозь миграционные барьеры и удержаться в «обетованной земле» прежней метрополии. Естественно, что «взрывоопасность» такого переселенческого контингента на порядок выше.

Наконец, присутствуют радикальные различия в демографических перспективах внутри сообщества франкоговорящих стран и СНГ. Как уже упоминалось выше, культурные различия между славянской и тюркской группами на постсоветском пространстве выражены значительно слабее, чем различия между африканским и французским населением. Это чётко прослеживается в стереотипах семейного поведения. Если у русских демографический спад начался примерно полвека лет назад и достиг апогея в девяностые годы ХХ столетия, то сегодня аналогичные процессы происходят во всех без исключения среднеазиатских и кавказских республиках. Русское культурное ядро выступает как бы локомотивом, за которым с определённым отставанием следуют тюркоязычные народы СНГ. Это хорошо видно при сравнении коэффициента фертильности крупнейших народов славянской и тюркской групп — русских и узбеков (коэффициент фертильности — индекс, указывающий, сколько детей рождает в течение жизни средняя женщина):

Очевидно, что узбекские установки на многодетность пережили такой же взлёт и падение, как русские семейные стереотипы, следуя за ними с примерно полувековым отставанием, что подтверждает достаточно тесную ментальную взаимосвязь наших народов и сильное влияние российского культурного «локомотива» на жизнь Узбекистана.

В настоящее время бурный рост численности наших азиатских соседей по СНГ повсеместно сошёл на нет. Коэффициент фертильности в Туркменистане достиг 2,16; в Азербайджане — 2,02; в Казахстане — 1,87, то есть опустился ниже уровня простого воспроизводства. В современных Киргизии и Таджикистане рождаемость находится на уровне 2,5-3,0 ребёнка, но эволюционирует в том же направлении, сократившись за минувшее двадцатилетие как минимум вдвое. Таким образом, мы можем констатировать, что широко обсуждаемая российской общественностью угроза азиатского «демографического взрыва» миновала свою острую фазу. Можно ожидать, что в ближайшие 20-30 лет уровень рождаемости славянских и тюркских народов в СНГ станет почти идентичным. Страшилки на тему «скоро ОНИ всё заполонят» теряют свою актуальность.

В пределах франкоговорящего геополитического пространства наблюдается совершенно иная тенденция. Вот уже два века после наполеоновских войн Франция находится в состоянии глубокой демографической депрессии, но это никак не отразилось на репродуктивном поведении обитателей культурно чуждых колоний. Снижение рождаемости в арабских странах северной Африки началось лишь в восьмидесятые-девяностые годы ХХ века, а негритянские страны франкофонского сообщества до сих пор демонстрируют настоящий демографический бум — на ближайшие полвека можно смело прогнозировать увеличение численности их населения втрое. То есть неблагоприятный для французов этнический баланс на их постимперском пространстве будет приобретать всё более и более угрожающие пропорции.

Сказанное выше отнюдь не означает, что у России вовсе отсутствуют миграционные риски. Но они представляют несравненно меньшую угрозу, чем миграционные риски во Франции и других западноевропейских колониальных странах. Можно сказать, что миграционное давление на Россию находится на том допустимом уровне, когда при грамотной политике его минусы можно обратить в плюсы — подобно тому, как силу приливов человек способен превратить в энергию приливных электростанций, в отличие от силы цунами, которая носит сугубо разрушительный характер.

В ситуации со Старой Европой в полной мере проявляется закон обратного действия. Люди Запада пришли в Африку и в другие части света как безжалостные колонизаторы — теперь порождённая ими ненависть обращается против их толерантных потомков. Люди Запада создали своё благополучие за счёт ограбления иных континентов — теперь баснословное наследие конкистадоров неодолимым магнитом притягивает к себе миллиарды потенциальных пришельцев. Завоёвывая всё новые и новые земли, строители западных империй не могли обуздать свою жадность и теперь они задыхаются под демографическим давлением многолюдных постимперских пространств. Их кризис — закономерный кризис, имеющий как социально-экономические, так и моральные предпосылки.

Российская империя и её наследник — Советский Союз строились совсем по иным принципам. Русским имперским идеалом было не приобретение прибыльных плантаций с подёнщиками-«унтерменшами», а создание братской семьи народов. Русские подарили прежним державным окраинам столько знаний, труда и добра, что заслужили от своих соседей не миграционное разрушительное «цунами», а благодарное воздаяние. А вот удастся ли в реальности обратить демографический потенциал СНГ на благо России — зависит сегодня от нас самих и от наших руководителей, от нашего разума, совести и духовной силы.

Владимир Тимаков