Прекрасная Натали — невеста, жена, мать

Прекрасная Натали появилась на жизненном горизонте первого Поэта России зимой 1828-1829 годов. Для него это была ослепляющая неожиданность. Хотя пушкинский темперамент постоянно находился в поиске хорошеньких женских лиц, к тридцати годам поэт твёрдо вознамерился покончить с опостылевшей холостяцкой жизнью, и тогда же совершенно «заболел» восходящей «звездой» Москвы. Шестнадцатилетняя м-ль Гончарова была прелестна сверх всякой меры, и гениальная «голова пошла кругом». Впрочем, ангельской внешности и невинной свежести барышни оказалось вполне достаточно, чтобы, не раздумывая, сделать ей предложение. Невразумительный ответ принудил Пушкина уехать в Петербург, но вскоре он получил известие, от которого повеяло надеждой.

Натали была пятым ребёнком из семерых детей Николая Афанасьевича и Натальи Ивановны Гончаровых. Расцветающую прелесть своей дочери Наталья Ивановна встретила с нервическим беспокойством, заметив лишь холодно: «Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!» Вполне приличное домашнее образование, которое получили сёстры Гончаровы, позволяет надеяться, что с творчеством Пушкина красавица была знакома ещё до встречи со своим суженым. Не слишком сладостное пребывание в родительском доме с истеричной матерью и страдающим душевным недугом отцом, несомненно, отразилось на характере детей. Девочки очень боялись матери и лишних вопросов в её присутствии не задавали. Так что заметная замкнутость избранницы Пушкина имела вполне естественное объяснение.

Через год упорство повторного предложения руки и сердца было вознаграждено согласием. И действительно, как-то неразумно отмахиваться от жениха, равнодушного к приданому невесты, тем более, когда его нет. Натали, поначалу демонстрировавшая к поэту «рассеянность» и «безразличие», постепенно прониклась к нему искренней симпатией и горячо уверила любящего её дедушку Афанасия Николаевича, что приняла предложение Александра Сергеевича, руководствуясь собственными «чувствами и желаниями».

6 мая 1830 года Поэт был официально объявлен женихом м-ль Гончаровой. Вполне отдавая себе отчёт в том, что прежняя, вольная, безалаберная жизнь близится к завершению, Пушкин писал: «Я женюсь, т. е. жертвую независимостию, моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством».

Женитьба Пушкина ускорила распространение славы первой романтической московской красавицы, в Петербурге с нетерпением ждали появления молодой жены первого романтического Поэта России. И вот истомлённое ожиданием столичное общество окинуло высокомерным взором внешнее совершенство пушкинской избранницы. О, да, она безусловно прекрасна! Как высок её гибкий стан, как грациозны движения, как мило её высокие скулы покрывает румянец смущения и как она обворожительно немногословна! Правда, очень для многих последнее качество стало неопровержимым свидетельством скудоумия молодой особы, никто не брал в расчёт её природную стеснительность и необычные условия взросления. Через много лет Натали ответила критиканам следующим образом: «У сердца есть своя стыдливость. Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией. Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца».

Вступив в брак, муж и жена стали приоткрывать друг в друге тайники души и, судя по всему, не остались разочарованными. Лишнее подтверждение тому — признание поэта: «Я женат — и счастлив. Одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось: лучшего не дождусь». Любовь-восхищение, любовь-нежность, любовь-всепрощение посеяла в сердце поэта его «стыдливо-холодная» жена. Современник сохранил для нас идиллическую семейную сцену с участием, безусловно, любящих и доверяющих друг другу людей: «Пушкин сидел на диване, а у его ног, склонив голову ему на колени, сидела Наталья Николаевна. Её чудесные пепельные кудри осторожно гладила рука поэта. Глядя на жену, он задумчиво и ласково улыбался...»

Принадлежать свету и не служить ему — непозволительная роскошь. Жене Пушкина служить приходилось своим самым сильным и востребованным оружием — красотой. Туалеты для её обрамления приобретались совместными усилиями мужа и влиятельной тётки, но аппетит гардероба красавицы разгорелся не на шутку. По свидетельству матери поэта, Надежды Осиповны: «Натали всегда прекрасна, элегантна, везде празднуют её появление. Возвращается с вечеров в четыре или пять часов утра, обедает в восемь вечера; встаёт из-за стола, переодевается и опять уезжает».

Монаршее благоволение к «царице бала» автоматически распространилось на её супруга и не только пресловутым камер-юнкерством, принудившим любимца Муз учитывать расписание придворной жизни, но и корректировкой творческих планов Поэта. Назначив официальное жалованье, император поручил Пушкину заняться историей Петра Великого и Пугачёвского бунта. Вынужденные в этой связи дальние поездки по Уралу и Оренбуржью, работа в архивах связали крылья свободному вдохновению, без которого шедевры обычно не рождаются. И всё же Натали получает от мужа добрые, наставительные, игривые и в высшей степени искренние послания, из которых, кстати, следует, что жена с готовностью брала на себя секретарские обязанности в делах мужа.

«Кроме тебя, — трогательно признавался своей «жёнке» Александр Сергеевич, — в жизни моей утешения нет, — и жить с тобой в разлуке так же глупо, как и тяжело». Изматывающая гонка за неуловимой, но жизненно необходимой для существования семьи материальной стабильностью сводила поэта с ума. В июле 1836 года растерянная Натали пишет брату Дмитрию, рассчитывая на его поддержку: «Я откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова идёт кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам, и, следовательно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы сочинять, голова его должна быть свободна. Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение».

Цензура, критика, трепавшая в последние годы произведения Пушкина, постоянная нехватка денег не лучшим образом отразились на душевном здоровье Поэта. Худоба и желтизна лица пугающе сочетались с неизбывной усталостью. Он вздрагивал от малейшего шума и не мог усидеть на одном месте. Сестра Пушкина искренне полагала, что «если бы пуля Дантеса не прервала его жизни, то он немногим бы пережил сорокалетний возраст». Поэт нервничал, срывался и в 1836 году трижды ввязывался в дуэльные поединки. Трагическая беспросветность сквозит в его признаниях Жуковскому: «Стыжусь, что доселе не имею духа исполнить пророческую весть, которая разнеслась недавно обо мне, и ещё не застрелился. Глупо час от часу долее вязнуть в жизненной грязи»...

... Многоголосые описания мучительного угасания Пушкина после роковой дуэли стали классикой мемуарной литературы и живо воссоздают впечатляющие сцены надежды и отчаяния. Придворный доктор Арендт, прибывший к смертельно раненому поэту по личному распоряжению императора, был впечатлён драматизмом увиденного не менее других, но, пожалуй, точнее многих уловил основной нерв разыгравшейся трагедии: «Для Пушкина жаль, что он не убит на месте, потому что мучения его невыразимы; но для чести жены его — это счастье, что он остался жив. Никому из нас, видя его, нельзя сомневаться в невинности её и в любви, которую Пушкин к ней сохранил».

Выполняя последнюю волю мужа и в полном соответствии с собственным предпочтением, первые два года своего вдовства Наталья Николаевна провела вдали от столицы в пугающе-оскорбительных материальных трудностях. В конце 1840 года её сестра Александра писала брату: «Невозможно быть более разумной и экономной, чем она, и все же она вынуждена делать долги. Дети растут, и скоро она должна будет взять им учителей, следственно, расходы только увеличиваются, а доходы ее уменьшаются. Если бы ты был здесь и видел ее, я уверена, что был бы очень тронут положением, в котором она находится и сделал бы все возможное, чтобы ей помочь <...> Я боюсь за нее. Со всеми ее горестями и неприятностями, она еще должна бороться с нищетой. Силы ей изменяют, она теряет остатки мужества, бывают дни, когда она совершенно падает духом».

Появление в Петербурге после деревенского затворничества открыло весьма затяжной период затворничества столичного. Наталья Николаевна виделась только с близкими людьми. При дворе она стала появляться в начале 1843 года. Подобно переменчивой петербургской погоде, людская молва осуждала ее как за отказ от появления в свете, так и за любое присутствие где-либо. Но все это оставалось вне поля зрения Натальи Николаевны, постоянные материальные проблемы и пространные объяснения со старшим братом Дмитрием по поводу задержек причитающегося ей содержания становились все более обременительными для нее. Спустя год Наталья Николаевна познакомилась с сослуживцем брата генералом Петром Петровичем Ланским. 45-летний холостяк согрел сердце вдовы своим мягким нравом, дружеским расположением к её детям и она ответила согласием на его предложение. Свадьба состоялась в Стрельне 16 июля 1844 года. Сам император пожелал быть на ней посажёным отцом, но Наталья Николаевна сумела настоять на присутствии только близких родственников.

Друзья Пушкина, вначале осторожно и предвзято относившиеся к Ланскому, постепенно убедились в правильности выбора Натальи Николаевны. Даже саркастический П. А. Вяземский отметил в 1845 году в письме А. И. Тургеневу: «Муж ее добрый человек и добр не только к ней, но и к детям». Заметим, речь идёт о детях Пушкина. Трём дочерям дал жизнь этот снова не свободный от материальных трудностей, но очень счастливый брак. Старшая дочь Натальи Николаевны и Петра Петровича Азя (Александра) впоследствии рассказывала о своем детстве: «...Оглядываюсь более чем на полвека — и былое восстает в сиянии тихих радостей, в воплощении могучей силы любви, сумевшей сплотить у нового очага всех семерых детей в одну тесную, дружную семью, и в сердце каждого из нас начертать образ идеальной матери...»

Среди бесконечной череды житейских хлопот и забот о домочадцах, Наталья Николаевна часто становилась пленницей, казалось бы, беспричинной тоски, чувствуя острую потребность в молитве. «Минуты сосредоточенности перед иконой, в самом уединённом уголке дома» приносили ей временное облегчение. Беседуя с Господом, вновь и вновь возвращаясь к чёрному памятному дню 1837 года, она просила простить её, если в чём-то виновата. Суд людской давно перестал тревожить её сердце. Забота и беспокойство о детях стали для Натальи Николаевны истинным смыслом ее жизни. Старшие девочки хорошели, мальчики подрастали. Саша Пушкин поступил во 2-ю Петербургскую гимназию. Впоследствии в этой же гимназии обучался и Гриша Пушкин, а в 1849 году он поступил в Пажеский корпус, где уже год служил его старший брат. По окончании Пажеского корпуса старший сын Поэта 18-летний Александр Пушкин начал службу в чине корнета в полку П. П. Ланского...

На 52-ом году жизни её свела в могилу обычная простуда, переросшая в воспаление лёгких. Дочь Александра вспоминала о последних минутах жизни матери: «Физические муки не поддаются описанию. Она знала, что умирает и смерть не страшила её <...> Но, превозмогая страдания, преисполненное любовью материнское сердце терзалось страхом перед тем, что готовит грядущее покидаемым ею детям».

Елизавета Газарова