Собеседник Интернет-газеты «Файл-РФ» — Валерий Алексеев, президент Фонда единства православных народов (созданного в 1995 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия II) со времени его основания, политический советник Межпарламентской Ассамблеи Православия, доктор философских наук, профессор МГУ.
Валерий Алексеев: Создание общественного фонда единства православных народов было напрямую связано с рождением такого гражданского феномена, как православная общественность, не только в постсоветских республиках, но и во многих других государствах, — рассказывает Валерий Аркадьевич. — Властям этих стран стало понятно, что с православными следует наладить диалог. Нам выпала задача объединения, координации православной общественности для рождения синергии между ними. Фонд не получает никаких зарубежных грантов, не пользуется ни госбюджетом, ни церковной кассой — только добровольными пожертвованиями сочувствующих предпринимателей и плодами собственной издательской деятельности. Мы никогда не работаем под чей-то «заказ».
Корр.: «Единство православных народов» — нет ли в самом названии вашего фонда некоей неточности? Одно дело русские, украинцы и белорусы — ветви одного народа, которые и веками жили в одном государстве. А какого единства вы добиваетесь с православными греками или румынами? Во Христе мы ведь и так едины...
Валерий Алексеев: У фонда 9 отделений. Конечно, они есть и на Украине, где попечительский совет Фонда возглавляет Блаженнейший митрополит Киевский Владимир, и в Белоруссии, где отделение фонда опекает митрополит Филарет — патриарший Экзарх. Но есть отделения МОФЕПН и в других странах, не относящихся к ветвям русского народа, и везде их курируют высшие иерархи православного клира этих стран — патриархи и митрополиты. Поэтому «единство» в нашем понимании простирается не только в пределах трёх народов великорусского этноса, но и далеко за пределы бывшего СССР.
Корр.: Но может ли быть весь народ православным? Или ваш проект на самом деле геополитический?
Валерий Алексеев: Наш проект, прежде всего, духовный и культурный. Если подходить не с буквалистской педантичностью, а в соответствии с духом истины и с опорой на историческое наследие (которое чаще всего есть даже не «выбор народа», а бремя и судьба, возложенные на него свыше), то да, конечно, «православный народ» — это реальность, даже если меньшая часть этого народа ныне воцерковлена.
Смотрите, та же Польша и Чехия, ставшие позже католическими странами, изначально были просвещены светом апостольской православной традиции в рамках миссии преподобных Кирилла и Мефодия. И в обеих этих странах остались достаточно значительные для католических стран православные общины, состоящие в основном из этнических поляков и чехов. Так что же нам не считать их православным народом, если они живут столетиями в католическом окружении? Мы все сонаследники апостольского дара, или, как в случае со святыми Кириллом и Мефодием, равно-апостольского дара, принесённого ими Света Христова. При этом, разумеется, единство трёх братских народов великорусского этноса для нас — приоритет.
Корр.: И всё же, какого единства для наших народов вы добиваетесь?
Валерий Алексеев: Если уж так жёстко ставить вопрос о целеполагании, то я отвечу, может быть парадоксально для современного политизированного человека. Мы добиваемся не объединения русских, украинцев и белорусов в единое государство — это не наша прерогатива, думаю даже, что сегодня это под силу одному Богу. Мы работаем над духовным и культурным единством наших народов, потому что на самом деле ничего фундаментальнее-то и нет!
Госграницы — вещь в историческом ракурсе эластичная, «плавающая». Но есть фундамент, скала, которая прочнее всех границ: это единая Церковь и единая культура, тесно взаимосвязанные между собой. Вот такого единства мы и добиваемся. Это не хозяйственно-политическое единство «налогоплательщиков и выборщиков» и не католическая «властная вертикаль».
Православный «соборный» подход всегда выражался формулой: единство в многообразии. Синергия многообразия может дать на выходе гораздо больший эффект, чем тотальная унификация. Это совсем не то, что принято называть в либеральной системе координат «политическим плюрализмом». Это не похоже и на либеральную «демократию». В истории пример такой православной «технологии» — это, собственно, история созидания и расширения России. Когда к ней, к её культуре присоединялись племена, подчас плохо понимающие друг друга.
За прошедшие 20 лет фонд немало сделал в этом направлении. Главное — то, что утвердилась и закрепилась роль православной общественности как весьма надёжного и эффективного помощника Церкви в продвижении православных ценностей в собственных странах. Недаром председателями попечительского совета фонда был и покойный Патриарх Алексий и нынешний Предстоятель РПЦ Кирилл.
Корр.: Как сопрягаются в Вашем лице деятельность двух таких разных организаций как Фонд единства православных народов и Межпарламентская Ассамблея Православия? Ведь, при внешнем единстве задач, за одним стоит Москва с её естественным приоритетом духовного объединения разделённых народов Святой Руси, а за второй угадывается Константинопольский Вселенский Патриархат. Все знают: у двух этих мировых центров Православия не всё гладко в отношениях...
Валерий Алексеев: Сказать, что 20 лет работы прошли бесконфликтно, было бы неправдой. МАП — политическая организация, объединяющая парламентариев из тридцати стран, каждый из них, в свою очередь, является чадом национальной автокефальной церкви, в отношениях между которыми зачастую имеются нюансы. Да, между Московским и Константинопольским патриархатами были разногласия и даже охлаждение отношений: и по поводу автокефалии на Украине, и в связи с Эстонской апостольской церковью. Некоторые «трения» сохраняются и до сегодняшнего дня, проецируясь на отношения парламентариев. Но! В итоге мы всегда находим общее решение, причём, чем дальше мы работаем вместе, тем лучше понимаем друг друга, отказываемся от вещей второстепенных в пользу действительно значимых с точки зрения укрепления православия в мире — не только как конфессии, а как системы ценностей.
Национальные делегации в МАП тоже составлены из политиков далеко не с идентичными взглядами на многие проблемы, так что договариваться приходится сперва внутри «национальных команд». Специально подчеркну: с самого начала в Межпарламентской ассамблее мы поставили перед собой высокую цель — работать на пользу православия, не позиционируя себя как представителей той или иной автокефалии. Нас на это, кстати, никто не уполномочивал. Конечно, мы чувствительны к позициям своей «матери-Церкви» и по сложным вопросам консультируемся со священноначалием. Но всё же общность православных задач, с Божьей помощью, преодолевает частные разногласия.
У каждой организации свой инструментарий. У парламентариев — это законы, которые они принимают в своих странах, и которые могут противостоять злу и, наоборот, облегчать путь людей к добру. Мы на ассамблее вырабатываем рекомендации, которые национальные делегации доводят до парламентов своих стран. Другое дело, что парламентское большинство прислушивается к этим рекомендациям далеко не всегда...
Корр.: Православие как живой росток пробивается иногда там, где его менее всего можно было ожидать. Это случайно не вы убедили в своё время покойного Ким Чен Ира строить православный храм в Северной Корее и обучать первых корейцев на православных священников?
Валерий Алексеев: Нет, в этом его убедил Константин Борисович Пуликовский — бывший полпред президента РФ по Дальнему Востоку. Я хорошо знаю эту историю: в ней большую роль сыграл нынешний Святейший Патриарх Кирилл, который, будучи председателем ОВЦС, много занимался делами «большого Дальнего Востока»... В результате этой совместной работы руководство Северной Кореи убедилось, что паства православной церкви никак не будет мешать социалистическому развитию страны, а великая Россия станет при этом ближе.
Сейчас такая же работа ведётся в Китае, где когда-то миссия Русской Православной Церкви была очень мощной. Среди её паствы были не только потомки забайкальских казаков — албазинцев, но и несколько поколений этнических китайцев. Церковь там во времена «культурной революции» была буквально разгромлена хунвэйбинами, верующие арестованы. Однако ныне возвращение православия в Китай идёт полным ходом. Я недавно вёл разговоры на эту тему с властями КНР — подвижки налицо. Кстати, большое внимание к миссионерской работе в Китае проявляет не только Московский, но и Константинопольский патриархат, так что присутствует и определённая конкуренция, насколько это слово уместно по отношению к православным Церквям — сёстрам. И всё же мы надеемся, что Автономная китайская православная церковь в юрисдикции Московского Патриархата вскоре о себе заявит.
Корр.: Дай-то Бог, чтобы больше китайцев стали православными. Причём под омофором РПЦ. Об этом недавно и президент Путин как бы в шутку заметил одному иркутскому батюшке в ответ на его жалобы о засилье китайцев: «А вы не пробовали их в православие крестить?», после чего наступила многозначительная пауза...
Валерий Алексеев: Владимир Путин сделал немало, чтобы в Пекине был открыт и освящён русский православный храм. Правда, он действует на территории нашего посольства, но, тем не менее, поначалу и чтобы такой вариант пробить потребовался авторитет Владимира Владимировича и Святейшего Патриарха Кирилла. Думаю, личное влияние нашего верующего православного президента сыграет немалую роль и в дальнейшем сближении России с Китаем, в том числе и на духовном уровне.
Корр.: Существует ли, на ваш взгляд, «светское миссионерство»?
Валерий Алексеев: Конечно, существует. Например, приезд политического лидера, крупной государственной фигуры к святым христианским местам в Иерусалиме или визит на Афон — это мощный миссионерский шаг. Именно поэтому некоторые влиятельные силы в мире этому сильно препятствуют. Я помню, как готовилась поездка на Афон Евгения Максимовича Примакова. Это вообще был первый визит министра иностранных дел в монашескую республику. И вот, как бы случайно, находились десятки обстоятельств, которые мешали это сделать. Потребовалась политическая воля — и визит состоялся. Кстати, и визит нашего президента Владимира Владимировича Путина на Афон тоже сильно тормозился из-за всяких «мистических» препятствий. В итоге он попал на Афон только с третьего раза.
Корр.: МАП в своих документах использует вслед за идеологами Евросоюза термин «диалог цивилизаций», являющийся отражением тезиса о «столкновении цивилизаций» — теории, придуманной в конце прошлого века американским политологом Сэмюэлем Хантингтоном. Он, кстати, вычленял «православную цивилизацию» в отдельный блок. Есть ли, на Ваш взгляд, смысл говорить сегодня, поправляя Хантингтона, о более широком мировом блоке — христианском — в противовес агрессивно-секулярному, анти-христианскому, крепчающему на глазах блоку?
Валерий Алексеев: Мир сегодня находится в опасной точке бифуркации. Мы не можем даже определить вектор, по которому будет развиваться человеческая цивилизация дальше. Мы — то есть православный мир, и прежде всего Россия, находимся в фокусе этой трансформации. Еще в середине 90-х, когда формировалась конституция ЕС, мы встречались с председателем европейского Конвента бывшим президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном и буквально вопияли к нему: нельзя выбрасывать из евроконституции положения о христианских истоках и основах Европы — вы потеряете свою идентичность! Позже мы предупреждали европарламентариев прямым текстом: политика «мультикультурализма» потерпит крах. И вот, прошло чуть более 10 лет, и фиаско этой политики признано устами Ангелы Меркель, а сам Евросоюз в кризисе, главный смысл которого отнюдь не в финансах, а в потере идентичности: они уже не знают: кто они и куда идут.
Главный нынешний «флаг» Запада, называемый «правами человека», изъятый из культурно-исторического контекста конкретных государств, стал серьёзной опасностью для цивилизации в целом. Он превратился в таран, с помощью которого проламывают сложившиеся столетиями культурные системы, культурные коды. Это не случайная флуктуация, а целенаправленная политика, которую уже определённо можно назвать антихристианской и, шире, анти-традиционалистской, имея в виду все традиционные религиозные и нравственные системы человечества.
Что касается доктора Сэмуэля Хантингтона, то я знаю его лично — встречался с ним и в США, и в Москве, когда он работал в Дипломатической академии МИД РФ над некоторыми своими книгами. Могу свидетельствовать: то, что сегодня выдаётся за «концепцию Хантингтона», часто ему не принадлежит. Однако «православная цивилизация» по Хантингтону, действительно существует. Другое дело, что эту теорию, предварительно вульгаризировав, взяли на вооружение деструктивные глобалистские силы. Пользуясь ей, в частности, начали раскалывать Балканы по линии вероисповедания — чтобы уничтожить Югославию, как самого сильного в регионе антипода «глобализации». Затем, опираясь на извращённого Хантингтона, начали воздвигать вал противостояния между «исламской» и «западной» цивилизациями. Наш православный подход заключается в другом: разные цивилизации на земле действительно существуют, но между ними нет непримиримых противоречий, обязательно ведущих к войне.
Корр.: А как вы относитесь к тезису о том, что православным следует объединиться с мусульманами в один блок, противостоящий «бездуховному» и «апостасийному» Западу?
Валерий Алексеев: Я знаю людей, как одной, так и другой веры, продвигающих у нас в стране этот тезис. Всё было бы разумно и замечательно, если бы это касалось только той матрицы православно-мусульманских отношений, которая сложилась у нас в стране. Её можно было рекомендовать и для других стран, если бы в этот процесс вихрем не ворвалась «арабская весна», которая буквально всё перевернула. Требования и претензии радикальных исламистов к миру, в том числе — христианскому миру, сегодня стали гораздо жёстче.
Христианам сегодня, как много столетий назад, отрезают головы, рушат и поджигают христианские храмы. Влиятельные исламские шейхи по большей части открещиваются от головорезов под знаменем «джихада», но совладать с этим течением, которое финансируют определённые мировые силы, они, похоже, уже не в состоянии. Поэтому для продуктивного диалога и тем более «союзничества» с православным миром исламу нужно сперва обрести какое-то равновесие внутри себя. То, что сам исламский мир может захлебнуться в этой агрессии, нас, православных, тоже сильно беспокоит.
Корр.: Кто же в современном мире может быть союзником православных, кроме православных же?
Валерий Алексеев: Взаимосвязь религиозных конфессий с реальной политической практикой сегодня порой причудлива. Так, например, в МАП Болгарию представляет депутат Народного собрания Республики православный активист Йордан Цонев, избранный в парламент от «турецкой партии». Не так давно я был в Каире по приглашению группы депутатов нового парламента Египта. Там почти половина из 9 избранных христиан-коптов проходили по списку партии «Братья-мусульмане».
Вот бесспорный факт: сильно активизировавшийся сегодня в Африке и на Ближнем Востоке ислам как бы «оживил» и активизировал христианство всех конфессий. И голос православия в этом международном «перепеве» всё более заметен. С ним нельзя не считаться.
Интервью брал корреспондент Андрей Самохин
Православный народ — это реальность
Православный народ — это реальность