Москвич в четвёртом поколении П. М. Третьяков пришёл в этот мир 14 декабря 1832 года. Его прадед, Елисей Мартынович Третьяков, малоярославский купец, появился в Первопрестольной почти за 60 лет до этого события, будучи уже в преклонных летах. А вот двум его сыновьям, Захару и Осипу, Москва успела стать родной. После смерти Захара Елисеевича всё нажитое праведными купеческими трудами имущество сосредоточилось в руках его сына Михаила Захаровича Третьякова, сочетавшегося браком с дочерью «именитого гражданина» и крупного коммерсанта Александрой Даниловной Борисовой. Вопреки возможному предположению, любви в основе этого союза было не меньше расчёта, Михаил Захарович души не чаял в супруге и считался с её мнением по многим вопросам. Сам же он «был человек очень умный, мог говорить о чём угодно и говорил приятно, увлекательно». Не менее важно, что «умный в разговоре, он ещё умнее был по жизни, по торговым делам своим, а главное, в жизни семейной и в деле воспитания детей своих». Старшие сыновья, Павел и Сергей Третьяковы, «получили правильное полное домашнее образование, в свободное от учёбы время приобщались к торговому ремеслу. Поднимаясь от самой нижней ступени мальчика на побегушках до должности приказчика, преемники семейного дела учились общаться с будущими партнёрами и ценить каждый заработанный рубль.
К 1847 году коммерческие дела сноровистого Михаила Захаровича отличались разнообразием: торговал он теперь не только традиционным для семейного дела полотном, но также хлебом и дровами. Личный пример отца, успешно совмещавшего торговые дела с обязанностями церковного старосты, оказал сильное влияние на сыновей, особенно старшего Павла. Глубоко укоренилась в его сознании и священная заповедь родителя о необходимости честно трудиться на той ниве, на которой ты оказался при рождении. Отец успел передать сыновьям ещё две стержневые составляющие своего мировосприятия: любовь к ближнему и всему православному отечеству.
Две страшные эпидемии скарлатины отняли у дружной семьи несколько младших детей. А в 1850-м году нагрянула новая беда: ушёл из жизни Михаил Захарович. Согласно воле родителя П. и С. Третьяковы получили право самостоятельно распоряжаться семейным делом к 25-летию Сергея Михайловича. К этому времени братья успели обрести солидный опыт и смотрели в будущее вполне уверенно. 1 января 1860 года они открыли Торговый дом Товарищества «П. и С. Братья Третьяковы и В. Коншин». (В. Д. Коншин — зять и компаньон Третьяковых).
Во второй половине XIX века в российском культурном пространстве произошли кардинальные изменения: представители разночинной интеллигенции и купечества заметно потеснили дворянство, до этого безраздельно царствовавшее на культурном Олимпе. В ряды собирателей живописи Павел Третьяков вступил не совсем уверенно, и несколько голландских полотен, приобретённых им в 1854 году, заставили задуматься о необходимости выработки собственного почерка коллекционера. Третьяков сделал выбор в пользу живописи соотечественников, бросив, тем самым, вызов подавляющему большинству собирателей, не доверявших творческим возможностям русских художников. Павел Михайлович особенно проникся жанровой тематикой, отказавшейся от безжизненного академизма в пользу характерных повседневных реалий, хотя полотна на исторические темы, портреты и пейзажи интересовали его не в меньшей степени. В конце концов, художественные предпочтения коллекционера окрепли настолько, что обрели независимость от общественного мнения и даже сами стали на него воздействовать. Своим вдумчивым подходом Павел Михайлович невольно совершал ещё одно не меньшее, а может, даже более значимое благодеяние: существенно развивал саму художественную среду.
Высокая культура как результат неустанной работы над собой и неизменная верность данному слову уже делали Павла Михайловича личностью неординарной, а тут ещё редкая душевная чистота, притягивающая к нему людей, как магнитом. И. Е. Репин в письме Стасову, выразился по этому поводу восторженно: «... а впрочем, есть и хорошие люди, особенно Павел Михайлович Третьяков! Превосходный человек, мало таких людей на свете, но только такими людьми и держится он». Молчаливость и склонность к уединению не мешали Павлу Михайловичу регулярно общаться с широким кругом людей — талантливых и очень разных. Подчёркнутая вежливость со всеми, вплоть до дворников и слуг, вкупе с тихой певучестью речи, поначалу заставляла думать, что Третьяков — обладатель мягкого, сговорчивого нрава. Но всё было не совсем так, а вернее — совсем не так. Система ценностей этого человека имела железный каркас, сплетённый из принципов христианской морали и здравого смысла.
Следует признать, что Третьяков-коммерсант известен широкой публике в гораздо меньшей степени, чем Третьяков-коллекционер, а между тем, прямая связь между предпринимательским успехом и активностью собирателя очевидна. К августу 1865 года Павел Михайлович, как и его брат Сергей, уже числился купцом первой гильдии, что давало право на промышленно-производственную деятельность и полноценные торговые связи с заграницей.
Сергей Михайлович Третьяков был фигурой известной и очень популярной в Москве. Весёлый и общительный, он являл собой полную противоположность интроверту Павлу, что не мешало братьям быть по-настоящему близкими людьми, имеющими не только общее дело, но и одно увлечение. Правда, в своём собирательстве Сергей Третьяков отдавал предпочтение предметам западноевропейского искусства. В 1877 году его избрали московским городской головой (то есть председателем городской думы).
Павел Михайлович не слишком доверял временному благоприятствованию обстоятельств и всегда старался подстраховаться многовариантностью источников дохода. Помимо ведения торговых и промышленных дел, сдачи внаём объектов недвижимости, купец отлично ориентировался на рынке ценных бумаг и стал одним из учредителей Московского Купеческого банка. Такая политика позволяла Третьякову «оставаться на плаву», выживая в условиях жесточайших кризисов.
О необходимости устройства собственной семейной жизни Павел Михайлович призадумался лишь после того, как определилась судьба младших членов семьи — так наказывал ему отец. Свою суженую Третьяков ждал терпеливо, не размениваясь на случайные романы. И судьба послала купцу встречу с особой, внешний и внутренний облик которой точь в точь совпадал с его идеалом. Мощнейший энергетический заряд, ощущение смысла и перспектив бытия обрёл Павел Михайлович, женившись на Вере Николаевне Мамонтовой — кузине известного мецената. Знакомство будущих супругов произошло на устроенном архитектором и живописцем А. С. Каминским музыкальном вечере. Вере Николаевне потребовалось не слишком много времени, чтобы обнаружить в своём новом поклоннике множество прекрасных качеств, вполне заслуживающих её ответного чувства, и свадьба, состоявшаяся в августе 1865 года, соединила любящие сердца, как оказалось, узами немеркнущей любви.
Ум, доброта, обаяние и чуткость избранницы Третьякова восхищали всех, её хорошо знавших. Павел Михайлович окружил молодую жену нежной заботой, сделав её музой и путеводной звездой. «... Вера Николаевна деятельно включилась в жизнь мужа, — вспоминала дочь супругов А. П. Боткина. — Конечно, не в коммерческую. Этими делами она никогда не занималась и не любила их. Но сколько у них было всего, что любить: картины, музыку, друг друга». И через десять, и через двадцать лет чувства супругов сохраняли первородный градус, а день свадьбы оставался для обоих, по определению Павла Михайловича, «высокоторжественным праздником».
Первый удар по безоблачному супружескому счастью Третьяковых был нанесён рождением долгожданного сына после благополучного появления на свет трёх дочерей. Увы, мальчик, названный в честь незабвенного Михаила Захаровича, пришёл в этот мир умственно неполноценным. Нетрудно представить степень удрученности родителей этим обстоятельством. А Павлу Михайловичу, с его коммерческим опытом и багажом художественных приобретений, было особенно важно вырастить достойного наследника. Как истинный христианин, он старался не допускать в себе уныния, «молитвою и трудом умерял жгучесть печали». Проверенное средство оказалось бессильным перед лицом другой, ещё более тяжкой беды.
В 1878 году, шестым ребёнком в семье, на свет появился снова мальчик, на этот раз здоровый и наделённый талантами. В течение восьми лет Ванечка оставался отрадой всей семьи. Молниеносная скарлатина, за несколько дней в январе 1887 года унесшая жизнь славного ребёнка, стала страшным ударом для Третьяковых, а для Павла Михайловича неизбывной трагедией. В первые дни после потери любимого сына горе сорвало с волевого купца броню сдержанности, и «он плакал судорожно и горько, как ребёнок». Пережитое несчастье имело необратимые последствия для характера Павла Михайловича. Но, став угрюмым и молчаливым, он всё же нашёл в себе силы сохранить волю к жизни, что выражалось в не угасшем интересе к живописи, страстном желании пополнять свою галерею новыми шедеврами русских художников. Трагедия 1887 года лишь невольно отразились на тематике приобретаемых картин, в них заметно участились религиозные мотивы.
Идея «положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств» впервые прозвучала ещё в «завещательном письме»
Первые живописные приобретения Павла Михайловича нашли своё место на стенах его кабинета, последующие расселились в других комнатах купеческого дома, но вскоре стало ясно, что без возведения специального здания не обойтись. За дело взялся архитектор Каминский, ставший зятем Третьяковых. Строительство проходило в 1872-1874 годах, и по его окончании Павел Михайлович рискнул допустить к просмотру экспонатов галереи весьма ограниченное число лиц не из круга своих знакомых. Только в 1881 году сокровища галереи предстали перед взором широкой общественности, причём совершенно бескорыстно. Сам Третьяков не появлялся в своей галерее в те часы, когда она была открыта для публики, «даже если там были его друзья или какие-либо знаменитые люди». Что-либо изменить в таком рисунке поведения коллекционера не могли даже визиты представителей царской фамилии. Генерал-губернатор Москвы Сергей Александрович Романов любил прихвастнуть галереей перед высокими гостями Первопрестольной. И каждый раз, сопровождая их, простодушно спрашивал: «А где же сам Третьяков?». Ответствуя, служащие галереи беспрекословно следовали полученному от хозяина инструктажу: если предупредят заранее — говорить, что выехал из города, если приедут без предупреждения — говорить, что выехал из дома неизвестно куда.
В 1892 году, приняв под своё крыло лучшие вещи из собрания скончавшегося брата Сергея, Павел Михайлович предложил свою галерею в дар родному городу. В момент передачи галереи коллекция насчитывала около двух тысяч экспонатов, а коллекционер заканчивал уже четвертую музейную пристройку. Верный себе, даритель умудрился уклониться от участия в торжественном мероприятии по случаю передачи Москве собственной галереи. За неделю до события он поспешно уехал за границу. А когда в 1893 году Александр III решил возвести Третьякова во дворянство, с самолюбивой твёрдостью ответил: «Я родился купцом, купцом и умру». Единственное звание, принятое Павлом Михайловичем безропотно и с удовольствием — звание почётного гражданина города Москвы.
П. М. Третьяков покинул этот мир 4 декабря 1898 года — всего за четыре месяца до кончины своей бесценной «Веруши». Если б супруги были сказочными героями, можно было бы сказать, что они умерли в один день. Но разве их созидательная, превозмогавшая горестные события любовь не похожа на сказку?..
Елизавета Газарова
Павел Третьяков: купец и собиратель, просветлённый искусством
Павел Третьяков: купец и собиратель, просветлённый искусством