Все чаще разговоры о войне мы слышим в чьем-то пересказе. Все меньше остается подлинных свидетелей и участников самих событий. Не грозит ли это нам утратой памяти, достоверности самой военной истории?
Ведь тут и там мы видим примеры того, как не вполне адекватно реагирует на вопросы о войне наша молодежь, путаясь в фактах, датах, исторических и эмоциональных оценках прошлого своей страны. Именно поэтому каждый живой свидетель событий — самый важный и ценный собеседник, а каждая годовщина Победы в Великой Отечественной войне должна являться поводом для того, чтобы очередной раз отдать дань уважения еще живым участникам войны, совершившим свой ратный подвиг, преклонить голову пред памятью павших, вспомнить и о тех, кто вершил трудовой подвиг во имя Победы на заводах и фабриках. Кроме этого, в каждую годовщину этой праздничной и трагической даты, мы не можем забывать о женщинах и детях, невинных жертвах вселенского кровопролития, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть страшного лихолетья, оказавшись волею судьбы на оккупированных территориях, в фашистском плену, в изгнании, в концентрационных лагерях. Всех переживших это горе — войну, объединяет похожая судьба, общая беда, общий страх и общая незаживающая память...
Для сотрудника Государственного музея-заповедника «Павловск» Евдокии Григорьевны Махровой каждая новая годовщина окончания войны — это не только праздник Победы, но и годовщина ее возвращения с «того света», годовщина вызволения из концлагеря, возвращения на Родину, в свой любимый Павловск. О том, что она пережила там, будучи семилетним ребенком угнанной в Германию, она вспоминать не может. Даже после данного корреспонденту обещания собраться с силами и попытаться поговорить, найти в себе этих сил она так и не смогла. Спазмы сжали горло и слезы залили лицо.
И теперь, спустя семьдесят лет, перед глазами явью встают все страшные картины того ада. Поговорить мы смогли только о вещах, косвенно отражающих ту страшную действительность, не связанных напрямую с ее жизнью в лагере смерти. Светло и легко вспоминается ей довоенное детство, которое ныне ассоциируется с настоящим раем. Мама Евдокии работала на зональной плодово-ягодной овощной станции им. Мичурина, что в Графской Славянке, под Павловском. Это действительно было райское место. Буйная зелень, — километры раскинувшихся вокруг садов, розы, цветы. Излюбленным местом детворы была пасека, где всегда можно было рассчитывать на угощение пряным, душистым медом. Осенью — горы яблок, груш, слив. Дом сотрудников опытной станции располагался в чинном окружении посадок туи. Это место по стройному каре деревьев можно найти и сейчас, нет только сгоревшего во время войны дома...
Первое осознание слова «война» пришло, когда в лесу, невдалеке от аэродрома, во время сбора черники, их с бабушкой чуть не накрыла бомбежка. Затем было бегство к родственникам, в псковскую деревню Дедовичи. Папа уже был на фронте. С мамой и бабушкой пробирались обходными проселочными дорогами, подальше от гитлеровских колонн. На детских санках весь домашний скарб. Холодно и голодно. С холщовой сумкой через плечо, обходили дворы, прося о куске хлеба. Подавали не очень охотно. Таких беженцев по деревням прошли уже тысячи.
Обмороженные и изможденные к месту добрались только в январе сорок второго. Но испытания лишь начинались. Облавы, обходы полицаев. В деревне — никогда не пустовавшая виселица. Затем за связь с партизанами на глазах у маленькой девочки был казнен родной дядя. То, что пришлые гости здесь уцелели, иначе, как чудом, и не назовешь. Однако им выпал новый долгий путь — в телячьих вагонах, где нары в два ряда, в концлагерь. В тесноте, духоте, в состоянии постоянного голода, моральной подавленности и опустошенности шли дни. Иногда на станциях всех выгоняли, раздевали догола и проводили дезинфекцию. Потом опять двигались дальше. Конечным пунктом стал город Ной-Брандебург. Здесь располагались два лагеря — мужской, в котором содержались военнопленные, и лагерь с женщинами и детьми.
Из того, что в силах пересказать, Евдокия Григорьевна отчетливо помнит атмосферу братства, взаимовыручки и участия, с которым относились друг к другу заключенные. Помнит, что ни в коем случае нельзя было болеть. Малейшие признаки хвори вели прямой дорогой в печь. Этот животный страх заболеть остался на всю жизнь, в мирное время вызывавший недоумение у некоторых сотрудников — любителей прохладиться за счет «больничного». На всю жизнь остались многие жуткие вещи, которые против воли сидят в подкорке. Уже и потом, давно после войны, среди ночи люди просыпались от собственного крика, от кошмарных снов, не дававших покоя долгие годы.
На всю жизнь осталось и жесткое табу — ни в коем случае не вести в семье разговоры о пережитом. На всю жизнь осталась и лютая ненависть к врагу. Вот, казалось бы, совсем недавно, когда уже столько десятилетий прошло и от правительства Германии начали выдавать компенсации узникам фашистских лагерей, мама Евдокии, Степанида Григорьевна, все же наотрез отказалась от этой немалой суммы «отступных». «Нет, — сказала она, — пусть и не надеются, что я им прощу все то, что они с нами сделали! Я им этого никогда не забуду!»
На всякий случай я переспросил: мол, бытует суждение, что в зверствах виновато фашистское руководство, а не германский народ. На что мне был ответ: того, на что были способны эти нелюди, не хватит фантазии ни у какого руководства. Многие из них просто потеряли рассудок от запаха нашей крови...
Всю жизнь в семье сохраняется и толстый том сочинений А. С. Пушкина, юбилейного, 1937 года издания. Маме Евдокии Григорьевны он достался от одного из тех военнопленных, которые располагались в лагере по соседству. Так иногда случалось, что колонны лагерников, идущих после работ навстречу друг другу, могли обменяться обрывками фраз, а иногда и передать что-то первому встречному. Евдокия Григорьевна помнит, как конвоиры жестоко избивали маму плетьми за то, что она оказалась рядом с колонной военнопленных. К счастью, книгу фрицы не заметили, иначе исход был бы куда страшнее. Потом этот том Пушкина, который уже, наверное, успели прочесть все те 752 узника соседнего лагеря, пошел по рукам в женских бараках...
Как говорит Евдокия Григорьевна, хоть и бабушка, и мама были людьми крещеными и Бога поминали часто, все же, той религиозной истовости, к которой могло бы подтолкнуть людей соседство со смертью, все-таки не наблюдалось. Молились молча, уединенно. Не припомнит и религиозной литературы, ходившей по рукам. Откуда ей взяться? Зато общей, единой для всех воистину духовной, молитвенной книгой вдруг стал этот том Пушкина. Об этом свидетельствуют и его потрепанные страницы, и пометки на полях, и следы слез на бумаге. Он единственный связывал людей с их прежней человеческой жизнью, был единственным и по — настоящему действенным высоконравственным уставом. Особую же значимость эта книга приобрела после того, как в женском лагере стало известно о гибели военнопленных. Близость канонады наступающей Красной Армии подтолкнула фашистов к тому, что все 752 узника (число военнопленных было вписано на пушкинские страницы) были загнаны на баржу и утоплены посреди живописного озера со странным названием Комарофф...
Сделав для книги специальную шкатулку, Евдокия Григорьевна хранит том Пушкина как самую важную и святую семейную реликвию. Для нее эта книга стихов, прозы и писем А. С. Пушкина с карандашными пометками узников концлагеря стала и памятником не сломленному русскому духу, и своеобразной заповедью выжившим, которую она должна передать будущим поколениям...
Послевоенная жизнь Евдокии Григорьевны сложилась довольно удачно. Семья, дети, внуки — все счастливо. Но более всего она была увлечена работой. Недавно исполнилось 50 лет со дня начала трудовой деятельности заслуженного работника культуры России Евдокии Григорьевны Махровой в Государственном музее-заповеднике «Павловск», куда она пришла после окончания обучения в Институте им. И. Е. Репина. Искусствовед по образованию, Евдокия Григорьевна прошла путь от экскурсовода до директора всемирно известного музейного комплекса. На протяжении многих лет возглавляла работу по подготовке экскурсоводов, подготовив более 200 гидов по дворцу и парку. Ей и самой часто приходилось проводить особенно ответственные экскурсии по музею для высокопоставленных правительственных делегаций, в том числе для президента США в 1972 году, короля Испании — в 1986 году.
Став в 1986 году директором музея-заповедника «Павловск», Евдокия Григорьевна, как отмечают её коллеги, сумела объединить и сплотить коллектив, направив усилия на улучшение содержания музея и Павловского парка. За плодотворную и многолетнюю работу Е. Г. Махрова Указом Президиума Верховного Совета СССР была удостоена правительственной награды — ордена «Знак Почета». А в 1985 году ей было присвоено звание «Заслуженный работник культуры РФ». Не менее высоким признанием заслуг Е. Г. Махровой стала награда земляков — присвоение ей в 2005 году звания «Почетный гражданин города Павловска».
Выйдя на пенсию, Евдокия Григорьевна не расстается с Павловском и по сей день — создала «Школу искусств» при ГМЗ «Павловск», организовала регулярные занятия для школьников, студентов Межрегионального реабилитационного центра для людей с проблемами слуха, воспитанников детских садов.
Реализация программ для детей с ограниченными возможностями — это не наша придумка, скромно говорит Евдокия Григорьевна, словно оправдываясь. «Мы просто следуем исторической заданности, заложенной бывшими владельцами Павловска. Собственно, почему и находятся в нашем городе подобные лечебно-учебные учреждения — да потому, что еще двести лет назад в 1806 году в Павловске императрицей Марией Федоровной была организована первая в России школа для детей с проблемами слуха. Продолжая эти традиции, сотрудники Школы искусств совместно со специалистами из области проблемной педагогики вполне успешно разрабатывают программы занятий для людей с ограниченными возможностями, по которым мы и строим свою работу».
Реализация этого проекта стала возможна благодаря долговременному сотрудничеству, установленному между музеем и Межрегиональным центром реабилитации слуха (МЦР), который расположен в г. Павловске, а также Санкт-Петербургской благотворительной общественной организацией «Перспективы», занимающейся поддержкой детей инвалидов и сирот. «Ведь не только мне, — говорит Евдокия Григорьевна, — но и большинству окружающих меня людей и наших музейных сотрудников понятно, что Школа искусств является основным музейным подразделением, осуществляющим доступ к мировому культурному наследию детей с ограниченными возможностями, детей, нуждающихся в социальной защите, в том числе сирот и подростков из неблагополучных семей. Ведь в малоизвестных деталях познакомиться с дворцом и парком Павловска, получить начальные знания в живописи, лепке, музыке — это ли не радость?»
Дарить людям радость, делиться знаниями, непреходящим восторгом перед жизнью, теплом и добрым свои сердцем — для Евдокии Григорьевны это не работа, не профессия. Это её естественное состояние, естественная потребность, берущая начало, в том числе, и из тех обстоятельств, в которых она оказалась в годы войны. На всю жизнь не забыть ей те пушкинские строки из толстого томика, хранящегося сейчас в шкатулке: «Не может быть, чтобы людям со временем не стала ясна смешная жестокость войны... Они убедятся, что наше предназначение есть жить и быть свободными».
Так-то оно так. И все демократические процессы, происходящие ныне в Европе, как бы и свидетельствуют о том, что люди движутся к осознанию важного значения мирного добрососедства. Но все же до сих пор у музейного работника Махровой, которой на протяжении десятилетий ежедневно приходится слышать иностранную речь экскурсантов, специфический немецкий говор вызывает холодный пот. До сих пор Евдокия Григорьевна Махрова, старейший научный сотрудник и бывший директор Павловского дворца, по долгу службы много раз выезжавшая за границу и имеющая возможность бывать в Европе на отдыхе, ни разу не решилась пересечь границу Германии. Уж слишком много осталось в памяти, связанного с этой страной, что невозможно забыть даже за давностью лет.
Виталий Васильев
Память о войне — на всю жизнь!
Память о войне — на всю жизнь!