Орнамент как русский культурный код

Для многих наших современниц и современников узоры на одежде, отделка на рукавах или воротнике — просто набор завитушек, геометрических фигур или более-менее узнаваемых листочков и цветочков. Покупая наряды от Гуччи или «под Гуччи», Фрайвелла или Дольче и Габбано, они даже не подозревают, что некоторые их коллекции на самом деле — образчики самого что ни на есть русского стиля.

Что же получается? Что русское модно в Европе весь XX век. Начиная с Дягилевских сезонов в Париже и первой волны русской эмиграции, представители которой устраивали русские балы и привезли с собой русские наряды, а в нашей стороне-сторонушке это не модно? Помимо моды русский и славянский орнамент содержат в себе наши самобытные смыслы, выходящие за пределы подиумов.

Да, европейские коллекции украшают павлопосадские платочные розы, гжель, монастырское золотое шитье, славянский орнамент. Впрочем, и «фирменный меандр» Версаче произошел, как утверждают некоторые ученые, не от греческого корня, а славянского! И знаки равноденствия, и меандры (разнообразные сплетения крестов), и овы (овальные вышивки) появились у древних славян гораздо ранее: они найдены на предметах искусства Мезинской древней стоянки возле села Мезин Коропского района Черниговской области.

Одежда, появление которой изначально было обусловлено функциональной необходимостью, почти сразу стала для славян и позже русских ритуальным объектом. Рубахи, сорочки, поневы, сарафаны, передники, пояса были для наших предков не только материальными вещами, но и символическими формами в контексте русской культуры. Их украшали орнаментами, в которых сочеталась красота и сложные функции: сообщение о принадлежности к тому или иному роду-племени, подтверждение непрерывности поколений между предками и потомками: ведь многие узоры передавались по наследству, трансляция знаний об образе мира и способах взаимодействия с ним и «оберегание» от внешних повреждающих воздействий.

Пословицу «своя рубаха ближе к телу» сегодня воспринимают в упрощенном смысле, исконно он был гораздо глубже: вышитая одежда несла на себе обереги, а позже и кресты, защищающие конкретного «носителя» вещи от врагов, бед, болезней, она буквально была личной «телохранительницей». В древнеславянском понимании выражение: «Он свою последнюю рубашку отдаст» — о человеке, не просто жертвующем свою одежду ближнему по доброте душевной, но и готовом лишиться личной защиты для другого — наивысшая форма самопожертвования, фактически «жизнь за други своя». Узоры вышивались там, где одежда касалась открытого тела — на подоле, на манжетах, орнаментальные овы-медальоны защищали плечи и колени; иногда особые знаки, письмена — идеограммы наносились на область сердца или живота. Особенное внимание уделяли вороту — по древнему преданию, именно через ворот душа покидала тело. Помните, в «Слове о полку Игореве»: «...един же изрони жемчужну душу из храбра тела через злато ожерелье»...

В древней Руси девочек начинали учить шитью и вышиванию чуть только они могли держать в руках иголку. Сначала — для кукол, затем — по-настоящему. Вот как поется в одной из свадебных обрядовых песен, записанных графом П. Шереметевым («Зимняя поездка в Белозерский край». 1902) в Белозерском крае:

«Учи сына в писаря,
в писаря,
учи дочку шелком шить,
шелком шить!»

Писатель В. И. Вардугин сообщает, что в деревнях на Руси до самого начала XIX в. сохранялся обряд «чтения узоров»: девушки наряжались и собирались со своим рукоделием у одной из подруг, а парни, выбрав себе в провожатых женщин почтенного возраста, приходили и слушали пояснения избранниц смысла узоров, изображенных на их вышиванках. Из поколения в поколение передавались секреты мастерства — так до наших дней дошли древние «узоры», «узорочье» на полотенцах, скатертях, одежде, головных уборах. Девушки перенимали уменье от старших женщин, привносили и свой творческий вклад в сокровищницу мудрости предков, зашифрованную в орнаменте. «У народов древнего мира орнамент никогда не заключал ни единой праздной линии: каждая черточка имеет своё значение, является словом, фразой, выражением известных понятий, представлений», — писал В. В. Стасов («Русский народный орнамент: Шитье, ткани, кружево». Вып. I, C-Пб, 1872 г.) Изучая язык орнаментальных символов, понимаешь: здесь и небесная космогония, и преклонение перед красотой и вечным обновлением природы, и магия общения со стихиями, и охранное моление о милости и покровительстве. Имена некоторых символов забыты, но их материальное воплощение в узорах много говорит душе и уму русского человека!

«Узоры», «узорочье» семантически происходят от «уз» («узы, узлы» — соединение, переплетение) и «ор» (говорить, рассказывать, выговаривать): «говорящие узелки». У славян, в отличие от, к примеру, скандинавских или кельтских традиций, изображение коня («конька») — символа добра, счастья и мудрости — являлось принадлежностью женской одежды! Часть и мотив Лада — весеннего солнца. Сознание древних славян воспринимало весь мир живым, поэтому отношения со стихиями, Землей и небом, природой регулировались как с живыми. Получили свое отражение в орнаментике мужской и женской одежды обряды — радуница, «завивание березы» и др. Основным же элементом древней славянской орнаментики является Мировое Древо или Древо Жизни — центр мироздания. Это дерево связывает подземный, земной и небесный миры. Рядом с сакральным древом и на его ветвях часто изображались парные птицы, у его подножия — животные, тоже парами (как в Ноевом ковчеге). Зигзагообразный меандр под Древом Жизни означал подземные воды; цветы, перевернутые головками вниз, — подземный мир. Над Деревом сияли звезды, Луна, Солнце.

В символике восточных славян часто встречались геометрические фигуры: «птичьи лапки», снежинки, ромбы (они же «круги»), треугольники, обращенные острыми углами вверх, — вектор устремленности к Небесам, разнообразные солярные знаки. Их окружали олени, кони, фрукты, листья, цветы, рога изобилия, птицы. Среди птиц земных — райские создания Сирин и Алконост, из которых первая олицетворяла счастье, удачу, радость, а вторая — скорбь и печаль. Могучий цветок, в котором угадывалась женская фигура, как правило, означал Берегиню. Кстати, цвет играл огромную роль в русском орнаменте. Реже всего в русской вышивке встречался фиолетовый. Серебристо-белый был связан с идеей Света, чистоты и священности (белый свет, белый день, белая сила, белый — цвет невинности, чистоты, справедливости); оранжевый, красный — Огонь (солнце — как небесный огонь, кровь — земная сила), радость, красота, позднее — христианские пасхальные мотивы; зелёный — природный мир, жизнь, покой; чёрный — Земля, Вечность; золотой — Солнце, богатство, радость, счастье, позднее — Христос; синий — Небо, Воды, по принятии христианства с синим связываются Богородичные мотивы.

Синим или красным вышивали Лосих-Рожаниц — символы плодородия в крестьянской мифологии, они — покровительницы рода, семьи, домашнего очага, рождаемости. Рожаницы — это еще и древнейшие божества судьбы человека, связанные со счастливой Долей и лихой Недолей, изображение которых можно встретить даже в православных храмах (Храм Спаса на Ильине, Великий Новгород и др.). После крещения Руси в славянском орнаменте основные акценты стали смещаться: центром многих композиций стал крест. Какую любовь, какое мастерство вкладывали мастерицы в вышивание крестов в их бесконечном прекрасном разнообразии! Освятительный — Божий знак и символ мощи Христовой, прежде всего, — греческий крест. В XIX в. нередко можно было встретить и андреевский (наклонный) крест в качестве охранительного символа, а также в качестве грекоязычного инициала Христа. Наряду с декоративным крестом — четырехлепестковым цветком, четырьмя ромбами, четырьмя кубами, встречаются и формы перечеркнутого, антониевского, латинского, а также многих других крестов.

Двойной крест в бесчисленных вариантах присутствует и на одежде, и на рушниках. Возникший из соединения греческого креста с андреевским, восьмиконечный двойной крест был в средневековой теологической системе знаком Христа. В космогонии того времени такой крест — это также и Вифлеемская звезда. К этому же идейному кругу относится и восьмиугольник. В христианстве он обозначает рождественскую звезду и звезду девы Марии. В узел звезды часто вплетали двенадцать равнобедренных треугольников (намек на двенадцать апостолов). В обоих мотивах существенна и символика числа восемь, ибо восемь обозначало возрождение (начавшийся с воскресением Христа новый восьмой день созидания), а тем самым — вечную жизнь и благодать. В народе названные мотивы воспринимались и воспроизводились как универсальные знаки счастья. Они встречаются в вышивках, вязаных изделиях, на поясах, покрывалах и украшениях.

Совершенно новым стал мотив пяти-, шести- и восьмилепестковых роз в орнаменте. В христианской символике роза — мистический центр, универсальный знак небесного совершенства: пятилепестковая роза была символом молчания, шестилепестковая — единства, равновесия и счастья, семилепестковая — святости и совершенства. Наиболее распространенная восьмилепестковая роза означала возрождение; ее связывали также с божественным кругом. Солнце теперь символизировало нимб Христов, восьмиконечная звезда Богородицы оплеталась цветами и травами дохристианской атрибутики. Цветок мальвы одновременно был лампадой, в которую помещались горящие свечи. Так же органично и живо в старинные орнаменты вписались двуглавые державные орлы в коронах — символ богоизбранности российского государя — рядом с Древом Жизни (arbor vitae), что тоже не случайно: согласно легенде, крест Христа был сделан из туи — «древа жизни», которое символизирует связь неба и земли.

Академик Б. А. Рыбаков писал: «Разглядывая затейливые узоры, мы редко задумываемся над их символикой, редко ищем смысл. Нам часто кажется, что нет более бездумной, легкой и бессодержательной области искусства, чем орнамент. А между тем в народном орнаменте, как в древних письменах, заложены социальные, нравственные, религиозные представления народа...». Возвращение орнамента в повседневную культуру сегодня возможно: ведь вернулось к нам лоскутное одеяло, русский крой женской одежды, платки с орнаментом... Стоит только проявить культурную волю и научиться читать глубокие смыслы орнамента.

Наталья Лясковская