Новый этап антирелигиозной кампании на Западе

16 января множество связанных с религией СМИ сообщили со ссылкой на San Francisco Chronicle о том, что в Стэнфордском университете официально введена должность «священника-атеиста», задачей которого является духовное «окормление» неверующих студентов.

Первым в мире священником-атеистом стал 28-летний Джон Фигдор, закончивший, тем не менее, школу богословия при Гарварде и пришедший в результате практических наблюдений к выводу, что студенты-атеисты сталкиваются с тем же комплексом проблем и вопросов, которыми задаются их верующие соученики. «Священник» Фигдор с июля прошлого года числился в Stanford’s Humanist Community — некоммерческой псевдорелигиозной структуре, представители которой работают с верующими студентами, а зарплату получают с пожертвований «прихожан». Неверующие капелланы, работающие в университетах и некоторых армейских подразделениях, убеждены в том, что их работа позволяет получить атеистам всё положительное, что есть в религии, не акцентируясь на фигуре Бога.

Достаточно абсурдная на первый взгляд новость о «священнике-атеисте», тем не менее, является симптоматичной. Чисто с внешне религиозной точки зрения Джон Фигдор есть очередной досадный и, отчасти, оскорбительный нонсенс, который и обсуждать — то странно. Можно лишь отметить, что священник-атеист вряд ли выглядит более загадочно нежели епископ-феминистка или пастор, венчающий гомосексуальные пары. Представляя собой ни что иное, как закономерный результат процесса, связанного с повсеместной эрозией обычаев, обрядов, ритуалов и таинств. Если отрицание одного из фундаментальнейших запретов — однополые семьи уже не столь повсеместно даже в среде духовенства, то отсутствие необходимости священнику верить в Бога становится лишь делом времени.

Разумеется, духовенство не является незыблемым идейным монолитом, хотя и обладает по определению более строгими рамками по части убеждённости в собственном пути. Безусловно, существует некий процент священников, у которых, скажем так, формальное выполнение своих обязанностей превалирует над их сутью. Ещё в 2010 году философ Дэниел Деннетт и социолог Линда Ла Скола опубликовали результаты пилотного исследования достаточно чувствительного вопроса — атеизма среди действующих священнослужителей. После опроса на условиях анонимности священников пяти протестантских церквей, авторы исследования пришли к выводу, что в США достаточно велико количество священников, для которых их сан — не более чем привычка, средство заработка, устоявшийся образ жизни, в сочетании с разнообразными представлениями о Боге — от различных версий агностицизма до полного атеизма.

Джон Фигдор, таким образом, является куда более честным человеком, нежели опрошенные Деннеттом и Ла Скола священники. Он прямо признаёт, что в его работе «священника» места Богу нет. Что, конечно, вызывает закономерные сомнения в правомочности применения самого термина «священник», ведь неизвестно, какую высшую сущность должен представлять, славить и объяснять священник-атеист? Скорее, говоря о «священнике-атеисте», следует понимать некий вариант совмещения психолога и социального работника. Эти функции присущи церковному духовенству, поскольку фактически входят в задачи церкви, но очевидно не являются основными.

Возможно, в данном случае мы имеем дело с новым примером описанной выше эрозии терминологии и понятийной базы, связанной с различными традиционными, исконными институтами, подвергающимися в настоящее время различным попыткам реформирования. В том числе и в рамках так называемой «толерантности».

Известно, что «попытки привести к современным реалиям» и усреднить религию порой приводят к самым невероятным результатам — так, в своё время большой резонанс имело решение американской фемиды, законодательно обязавшей пускать атеистов на собрания верующих, хотя это по определению не имеет смысла. Подобные примеры многочисленны. В июле прошлого года 80-летний атеист из Пенсильвании Джон Вольф подал в суд на ресторан «Prudhomme’s Lost Cajun Kitchen», предоставлявший по воскресным дням десятипроцентные скидки тем христианам, кто предъявлял свежий церковный бюллетень местного храма. По мнению Вольфа, ресторан дискриминировал его, как не посещающего церковные службы. По решению суда ресторан отныне должен предоставить льготы и в отношении атеистов, а также представителей любой другой религии, до тех пор, пока такая скидка вообще будет существовать.

Всё более обостряющееся противоречие между духом и буквой — а в данном случае суд действительно действовал «верно» с точки зрения писаных законов — представляет собой весьма обширную тему, которую не получится корректно осветить в рамках данной статьи. Достаточно сказать, что суд был формально прав в своём пресечении «дискриминации», однако такой же «дискриминацией» может быть сочтено и членство в любом клубе, у которого предусмотрен «апартеид» в виде скидок для своих, недоступных чужим, и даже частный день рождения в арендованном по такому случаю ресторане, куда посторонних дискриминационно не пускают...

Впрочем, история со «священником-атеистом» открывает более фундаментальную дилемму — если, как говорит сам Джон Фигдор, нет никакого различия между верующими и атеистами в проблематике вопросов, которыми они задаются, то какой смысл в том, чтобы создавать новое течение, призванное решать вопросы, лежащие в сфере компетенции традиционных религий? Не говоря уже о том, что действительно, как оказывается, есть области человеческого бытия, которые не получается решить без погружения в контекст религии и такой неосязаемой вещи, как вера. Священнику-атеисту попросту неоткуда её взять. Между верой и аутотренингом существует очевидная разница, к тому же все положительные аспекты связанного с верой психологического настроя не смогут предоставить ответа на вопрос о смысле жизни или о том, что бывает после смерти. На подобные вопросы сложно ответить в категориях логики.

Наверное, можно счесть весьма показательным обстоятельством, что внедрение первых в мире священников-атеистов, после череды показательных отказов от религии, фактически демонстрирует то, что деятельность церкви, оказывается, весьма важна, и попросту отмахнуться от её повседневной деятельности, как от несоответствующего современности явления — не получается.

Андрей Полевой