Муром — заповедный, легендарный и реальный

«В заповедных и дремучих страшных муромских лесах...» — пел Владимир Высоцкий. Теперь в окрестностях Мурома не найти тех дебрей. Да и вполне ли справедлива присказка, ославившая на века муромские края?

Более чем за тысячу лет истории Мурома здесь было всякое: и княжеская столица, и полное запустение, и государево богомолье, и разбойный разгул вокруг. Но столетия связаны воедино крепкой нитью: Муром — город древних купеческих традиций. Дремучие леса не стали помехой для богатого града, возросшего на берегу Оки. В народной памяти он с далекой древности остался белокаменным, так что и само название его в предании возводили к древнерусскому «муравль» — «мрамор».

Муром попал в летопись под 862 г. как один из десятка опорных пунктов будущего древнерусского государства — наряду с Киевом, Смоленском, Ростовом и др. В те времена муромские края не были ни русскими, ни славянскими. Здесь жило финно-угорское племя мурома, довольно воинственное, умевшее постоять за себя, если судить по обилию оружия в древних погребениях и мастерству местных кузнецов-оружейников. Но помимо хороших мечей здешние люди ценили хорошую торговлю. Само место обитания муромы по берегам Оки недалеко от Волжского торгового пути «из варяг в арабы» предоставляло все выгоды этого рода занятий. Ближайшим торговым соседом была Волжская Булгария, чьи купцы поставляли сюда товары Востока, Средиземноморья и Приуралья. Немного позднее та же Булгария станет проблемой для восточных окраин Руси, и муромцам не раз придется сталкиваться с ней в войне.

Но в 862 г., ко времени прихода на Русь Рюрика, вряд ли Муром был городом в нашем понимании. Следов его археологи не обнаружили. Это могло быть небольшое укрепление, платившее дань Рюрику. Вокруг него вскоре начали расти славянские поселения. С приходом славян и русских княжеских дружин муромские края знакомятся с еще одним направлением прибыльной торговли — византийским: по Оке и Днепру. Ко второй половине X в. здешнее смешанное население уже вполне тяготело к Руси. Тем более что походы князей Святослава Игоревича и Владимира Святославича на волжских булгар усилили мирную славянскую колонизацию муромщины. Уже князь Владимир, креститель Руси, решает создать в Муроме один из младших княжеских уделов. В самом начале XI столетия он «сажает» здесь на княжение своего сына, совсем юного Глеба.

С именем князя Глеба связана первая попытка окрестить муромлян. Попытка оказалась неудачна, как и в соседней Ростовской земле, где тоже жило финское племя — меря. Узнав, что к городу идет русский князь с киевской дружиной, с новой верой и священниками, жители Мурома ополчились и вышли навстречу. Князя они еще могли принять, но — без христианства. Глеб, не захотев кровопролития, отвел дружину от города. Княжий стан был разбит на небольшом расстоянии от Мурома. В этой временной резиденции (или даже двух резиденциях, одна дальше, другая ближе) Глеб прожил два года, выстроив в подгородном бору церковь Спаса-Преображения. Муромляне платили князю положенную дань, но впускать христиан в город решительно отказывались. В конце концов, Глеб вернулся к отцу в Киев. В 1015 г. он, как и его брат Борис, осознанно принял смерть от подосланных новым киевским князем убийц. Оба они не пожелали ввязываться в братоубийственную борьбу за власть и стали первыми святыми Руси — ее небесными защитниками.

Ну а Мурому пришлось позднее сполна испить чашу междоусобной горечи. В 1096 г. он впервые становится непосредственным участником летописных событий. Связаны эти события с крупным междукняжеским раздором. Город тогда принадлежал роду черниговских Рюриковичей. Во время войны, в которой южнорусские князья объединились против Олега Черниговского, Муром захватил молодой курский князь Изяслав. Олег, требуя свою «отчину», пришел под город с ратью. Произошла битва, Изяслав погиб. Вместе с Олегом в ней участвовал его младший брат Ярослав, который и сел княжить в городе. Так Муром заполучил основателя собственного княжеского рода, с которым связаны три следующих столетия муромской истории.

В предании Ярослав известен как святой князь Константин (имя в монашеском постриге), креститель Мурома. Жизненный путь его в молодые годы не совсем типичен для русского князя. Матерью его была немецкая принцесса Ода, получившая монастырское воспитание. Она доводилась родственницей германскому императору Генриху IV, князь Ярослав — его внучатый племянник. После смерти мужа, киевского великого князя, Ода с малолетним сыном вернулась в 1076 г. в Германию. Там прошло его детство и отрочество. Очевидно, мать старалась привить сыну христианское благочестие и крепкую веру, в чем и преуспела. На Руси Ярослав горячо взялся за просвещение своих муромлян.

Житие князя, составленное через несколько веков на основе устного предания, рисует поначалу мрачную картину: битва у стен Мурома с язычниками, упорно не желавшими креститься, гибель в бою сына князя Ярослава — Михаила. Легко увидеть тут совпадение с событиями 1096 г. — только в реальности сражение имело не религиозную подоплеку, а политическую, и погибшего звали вовсе не Михаил. Сам Ярослав в то время еще не мог иметь взрослых сыновей — ему было около 25 лет. Если убрать этот эпизод как явно ошибочный (но верно передающий упорство муромских язычников), то наблюдается вполне мирная картина христианизации края. Ярослав строит в городе храм Благовещения и молится о вразумлении муромлян свыше. Другой храм, подгородный Спасский, построенный Глебом, к тому времени уже давно стал центром небольшого монастыря, упоминаемого в летописи. То есть, надо думать, христианство все же помалу отвоевывало себе место в сердцах горожан. И наконец настал момент, когда муромляне искренне приняли новую веру. Тогда и сделалось возможным массовое крещение людей на берегу Оки.

История поздней христианизации Мурома (как и Ростова) опровергает расхожую идеологическую концепцию крещения Руси «огнем и мечом». Пока не было в XVI в. составлено письменное житие князя, муромляне столетиями благодарно хранили устные предания о своем крестителе, его сыновьях Михаиле и Федоре и жене Ирине, как и о своей былой враждебности к христианству.

Время правления Ярослава и его ближайших потомков в XII в. — эпоха домонгольского расцвета Мурома. Город богатеет, строится, расширяется, украшается. Сюда приходит белокаменное храмовое зодчество, церковные своды поддерживают колонны с капителями. Бояре и купцы ведут обширную торговлю с Византией и мусульманским Востоком. Зажиточные горожане не скупятся на приобретение импортных предметов роскоши — украшений с дорогими каменьями, стеклянных изделий, керамики и пр.

Однако город оставался порубежной крепостью на востоке Руси и должен был участвовать в общерусских войнах с соседями. Княжьи дружины бились с хищными степняками-половцами, с немирной мордвой, с булгарами, не раз нападавшими на Муром. Наверное, неспроста народная память утвердила муромскую землю в качестве родины богатыря Ильи — былинного олицетворения спокойной и уверенной в себе русской силы. Со временем из разных произношений прозвища Ильи: Моровленин, Муравленин, Моровлин, Муравец выкристаллизовалось и сохранилось одно — Муромец. А сам Илья, дружинный витязь XII в., воин-храбр, под конец жизни принявший монашеский постриг в Печерской обители под Киевом, сделался национальным символом и своеобразным «брендом» Мурома, сквозь века подпитывающим традиции воинской славы города на Оке.

При сыновьях и внуках князя Ярослава во второй половине XII в. княжество разделилось пополам — на Муромское и Рязанское. Понимая, что под боком у них расцветает сильный сосед — Владимиро-Суздальская земля, муромские князья отдались под покровительство владимирского правителя Всеволода Большое Гнездо. Вместе с владимирскими дружинами муромцы участвовали в военных походах, в междоусобных бранях с Новгородом, Киевом, Рязанью, Черниговом.

А на фоне этого политического хаоса в Муроме совершается история любви между князем и незнатной девицей, ставшей его женой. Несколько веков спустя эта история будет описана в непростой сказке, притче о Петре и Февронии, в которой окажутся зашифрованы премудрости христианской любви. Петр — имя монашеское, принятое в конце жизни, а до того князя, праправнука Ярослава-Константина, звали Давыд Юрьевич. Вновь Муром оказался той печью, в которой испекся еще один национальный общерусский символ — муромские чудотворцы, покровители христианского брака и семьи.

Время татарщины на Руси оказалось особенно тяжелым для Мурома. В 1239 г. его спалили ордынцы Батыя, в конце столетия татары уже с помощью враждовавших русских князей грабили и сжигали город. Больше чем на полвека Муром даже перестал существовать. Жители разбрелись с пепелища по окрестным лесам, муромская епархия была перенесена в Рязань. Возрождению города в 1351 г. положил начало последний известный князь муромского рода — Юрий Ярославич. Еще через 40 лет Муром входит в состав растущего Московского княжества.

О былом процветании пришлось надолго забыть. На столетия город становится исключительно военным оплотом Руси на восточных рубежах, через который проходил один из путей в ордынские края. С середины XV в. Муром оказался связан с династией московских великих князей и государей всея Руси. Здесь, в городских храмах, у мощей святых, молился Василий II, ведший тяжелую затяжную войну с незаконным претендентом на московский престол Дмитрием Шемякой. Здесь укрывались малолетние дети Василия, ослепленного Шемякой. Один из них, уже будучи Иваном III, вновь посещал Муром и вновь молился у гробов «своих сородичей князя Петра и княгини Февронии». В своих планах собирания и усиления Русского государства Иван III отвел Мурому стратегическую роль «богатырской заставы». В городе срубили новую дубовую крепость, которая первой принимала на себя удар татарских грабительских ратей, а муромские служильцы ответно ходили на Волгу разорять казанцев.

В глазах московских князей муромцы давно зарекомендовали себя как славные храбрецы. Еще в Куликовской битве 1380 г. муромская дружина билась в составе Засадного полка, решившего победный исход боя. Тогда в страшном побоище полегло 40 «бояринов муромских». Свою воинскую репутацию ратники Мурома подтвердили во время взятия Казани Иваном Грозным в 1552 г. «Казанцы еще не уступили своих трофеев, но явились муромцы, дети боярские, стародавним племенем и доблестью: ударили, сломили неприятеля, втиснули в ров. Победа решилась...» — вдохновенно писал Н. М. Карамзин. А в 1611-1612 гг. муромцы примут участие в народных ополчениях, освобождавших Москву от интервентов.

Еще в начале Казанского похода 1552 г. Иван Грозный устроил сбор войск в Муроме. У мощей канонизированных незадолго до того муромских святых, своих «сродников» князя Ярослава с сыновьями и благоверных Петра и Февронии, царь молился о победе. После казанского взятия, исполняя обет, Иван IV развернул в городе строительство каменных храмов. Были воздвигнуты сохранившиеся доныне соборы Спасского и Благовещенского (основанного тогда же) монастырей.

С падением Казанского ханства для Мурома наступала как будто мирная пора. Однако он еще долго был центром воеводства с сильным гарнизоном в крепости. Да и не приспело еще время возвращать городу былой достаток и купеческий размах. В начале XVII в. над страной вновь сгустились сумерки: Смута гуляла по русским раздольям. Вот тогда и прилепилась к муромским лесам худая слава. На путях-дорогах далеко окрест города промышляли бесчисленные разбойные шайки — своих мятежников-«воров», шальных казаков, польско-литовских налетчиков, татар, обнищавших и обобранных до нитки крестьян. Местный фольклор и остатки языческих верований прибавляли к этому «проделки» леших, русалок и прочей нечисти.

Писатель XIX в. М. Загоскин в романе «Юрий Милославский» описывал это так: «Во времена междуцарствования, хотя мы не можем сказать утвердительно, живали ли в Муромских лесах ведьмы, лешие и злые духи, но, по крайней мере, это народное поверье существовало тогда во всей силе, что же касается до разбойников, то, несмотря на старания губных старост, огнищан и всей земской полиции тогдашнего времени, дорога Муромским лесом вовсе была небезопасна. Купец из какого-нибудь низового города, отправляясь во Владимир, прощался со всеми своими родными и, доехав благополучно до Мурома, полагал необходимою обязанностью отслужить благодарственный молебен Муромским чудотворцам».

Между тем незадолго до Смуты Мурому был явлен новый образец чистоты и святости. Праведная Юлиания Лазаревская, или Муромская, посвятила жизнь, как писал философ Г. П. Федотов, «христианскому призванию служения миру и деятельной христианской любви». В точности по Евангелию она питала в своем доме голодных, принимала странников, одевала нагих, посещала больных и заключенных в тюрьмах. Ни мор, ни страшный голод в стране не были тому помехой. Как и Петр с Февронией, Юлиания была увековечена на письме не в классическом житии, а в произведении древнерусской светской литературы — «Повести», написанной ее сыном. Да ведь и про Илью Муромца все знают исключительно из былин. Видно, таков «обычай» у муромских святых — представать перед потомками в образах литературных героев.

Только со второй трети XVII в. Муром начал преображаться, возвращая себе «купеческое звание», разворачивая купеческое строительство. К концу века город было не узнать. В центре выросли красивейшие, с богатым и обильным декором, ансамбли двух монастырей — Благовещенского и Троицкого. Благотворителем обоих был купец Московской гостиной сотни Тарас Цветнов. Взяв великолепие этих храмов за образец, местные зодчие по заказам торговых и посадских людей продолжали возводить в городе приходские церкви. Так появился особенный здешний стиль — «муромское барокко».

С тех же времен известен крупный купеческий род Зворыкиных. Именно из него происходил изобретатель телевидения В. Зворыкин, а в особняке Зворыкиных сейчас расположено главное здание Муромского историко-художественного музея.

Хотя в Российской империи Муром стал глубокой провинцией, его значимость в русской истории не была забыта. С 1727 г. без малого 200 лет имя города носил Муромский пехотный полк. «Географическое» наименование полков в императорской России, конечно, не означало, что в нем служили уроженцы тех или иных мест. Со времен Петра I повелось таким способом отдавать должное почтение городам и областям государства, имевшим особое значение в жизни и политике России. Муромский полк участвовал почти во всех войнах, которые вела страна: два раза вступал в Берлин, переваливал с Суворовым через Альпы, стоял на Бородине, доходил до Парижа, оборонял Севастополь. Иными словами, не посрамил чести древних «богатырей на заставе» — града Мурома и «старого казака» Ильи Муромца.

Наталья Иртенина