Интерес приезжих вызывают далеко не все станции московского метро. Вряд ли экскурсоводу придет в голову показывать туристам «Беляево», «Сходненскую», «Академическую» или другие безликие залы, возникшие в конце 1960-х — в 1970-х годах. Зато неизменное внимание привлекают «Комсомольская», «Новослободская», «Маяковская» — все то, что было построено с начала 1930-х по середину 1950-х. Что отличает «раннее» метро от его более позднего продолжения? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно отвлечься от истории строительства «подземки» с ее многочисленными проектами, траншеями и колоннами рабочих-метростроевцев, отойти от схоластических споров о том, в каком архитектурном стиле оформлена та или иная станция, — и посмотреть, какие идеологические конструкты нашли свое воплощение в их облике.
Само по себе строительство московской подземки было данью эпохе: бурная урбанизация требовала новых архитектурных и транспортных решений. К 1930-м годам метро имелось в крупных городах не только Великобритании, Германии, США и Японии, но также Аргентины и Испании. А в столице СССР к середине 1930-х годов транспортная проблема обострилась. У советского человека частного транспорта не было, а общественный — трамваи, извозчики и др. — со своими задачами уже не справлялся: людей в Москве стало намного больше, чем в 1913-м. Строительство подземных линий было призвано облегчить сложившуюся ситуацию. Но чисто утилитарная сторона метростроя была далеко не единственной.
Созданию московского метро придавалось колоссальное значение. В нем видели не только стратегически, но и — в не меньшей мере — идеологически важный для советского руководства объект. Москве, как столице Советского государства, отводилась роль «лаборатории» пролетарского строительства. А сама Москва должна была стать «образцовым городом» и ориентиром для всего последующего подземного строительства. Для советского руководства создание метрополитена было своего рода способом доказать всему миру: советская власть обладает мощным управленческим, техническим, кадровым потенциалом, способно решать масштабные задачи, в том числе строительные — и делать это красиво. Естественно, что и круг задач, и идеологические акценты со временем менялись. Отражая эти метаморфозы, преображался облик столичной подземки. Многие станции на момент их открытия носили совсем иное название, чем то, под которым они известны сегодня. Дабы избежать лишней путаницы, автор этих строк будет приводить современные названия.
В первой половине 1930-х годов были заложены основы подземного зодчества. С одной стороны, развивалась техническая сторона строительства, были выработаны основные типы станций, а с другой — даны первые варианты их оформления. В этот период были построены часть Сокольнической линии (от станции «Сокольники» до «Парка культуры»), а также отрезок нынешней Филевской линии — от «Александровского сада» до «Смоленской»; весь этот участок был открыт под названием Кировско-Фрунзенской ветки в 1935 году.
Вид подземных залов призван был производить на посетителя определенное, заранее рассчитанное впечатление. Какой же облик им было решено придать? Первое, что бросается в глаза, когда смотришь на интерьер станций первой половины 1930-х: невозможно понять, в каком городе ты находишься. То же самое могло быть построено где угодно: в Петербурге, в Италии, в Германии. Даже красивейшие из первых станций — «Красные ворота», «Охотный ряд», «Комсомольская»-радиальная, «Кропоткинская» — наводят на мысли о том, что их облик... нарочито лишен национальных корней. В их оформлении нет ничего ни московского, ни русского — и это отнюдь не случайно.
Начало 1930-х годов — время, когда продолжалось активное наступление на «буржуазную» старину, искоренялось то наследие, которое оставили по себе «классово чуждые элементы»: дворяне, купцы, духовенство. Шли под снос те здания церквей и старинных палат, монастырские комплексы, древние стены с воротами и башнями, прочие памятники столичной архитектуры, которые уцелели в бурных 1910-1920-х, но не вписывались в концепцию «новой» Москвы. Красной Москвы. Москвы — столицы многонационального советского государства, т. е. образца, которому могли бы подражать иноэтничные окраины. Могли ли в эту эпоху появиться новые подземные сооружения, чье убранство напоминало бы о московской старине? Нет. Все национальное и — особенно! — русское отметалось как ненужный хлам. Установка на уравнение национальностей в политике — с принижением роли собственно русского народа — означала и установку на общемировые ценности в области культуры. Требовалось создать новую классику — пролетарскую. И над этой задачей работали, не покладая рук, творцы «древнейшего» метро.
Как и многие поколения архитекторов, советские зодчие взяли на вооружение античные образцы: греческие, римские, египетские, — сочетая их с собственно советской символикой. Монументальные пилоны, строгие арки, вертикали колонн скупо дополняются звездами, пшеничными колосьями, серпами. Так, десятигранные столбы «Кропоткинской», расширяющиеся кверху наподобие египетских лотосов, на своде станции раскрываются пятиконечной звездой. Капители колонн «Комсомольской» -радиальной украшены бронзовой эмблемой Коммунистического интернационала молодежи: на фоне знамени — пятиконечная звезда с аббревиатурой КИМ (впоследствии — ВЛКСМ). Им вторит первое в метрополитене панно из майоликовой плитки («Метростроевцы», художник Е. Е. Лансере). Несмотря на эти декоративные элементы, станция выглядит рационально, строго и в значительной мере «сухо». Даже интерьер станции «Красные ворота», гораздо более «теплый», отметает прочь всякие ассоциации с родной стариной. Ее кессонированный свод и строгие силуэты лишенных всякого декора арок могут навести на мысли о Римской империи, но никак не о победе русского оружия в Полтавской битве (1709). Эта станция — не столько напоминание о стоявшей на этом месте еще за несколько лет до ее строительства триумфальной арке, сколько воплощенная в камне мысль о победе пролетарской, «красной» революции в России.
Вторая идеологическая волна мощно изменила архитектурное оформление московского метро. Кто знает, возможно, не будь ее — и облик всех последующих станций повторял бы торжественно-шаговый ритм первых. Но... на международной арене происходили крупные перемены, и перед Советским государством встала новая серьезная задача. После 1933 года, когда в Германии к власти пришел Гитлер, по всему миру разлилось напряженное ожидание масштабной войны. В подобных условиях грандиозное подземное строительство должно было продемонстрировать другим государствам мощь Советской державы. А заодно — напомнить гражданам, что родину надо защищать. На свет появился так называемый советский патриотизм, учитывающий «национальные традиции народов».
Важным идеологическим моментом стал перелом в отношении к собственно русскому народу. Русской истории вновь было дано право на существование. Восстановление ее преподавания в высшей и средней школе (с 1934 г.), появление первого советского учебника по гражданской истории было призвано напомнить советскому народу, что у него есть славные моменты прошлого: выигранные сражения, великие полководцы, выдающиеся ученые и деятели культуры. Эта мысль транслируется через самые разные каналы. Снимаются историко-патриотические фильмы, в первую очередь — «Александр Невский» С. М. Эйзенштейна (1938). Празднуется 100-летняя годовщина смерти А. С. Пушкина. Проявляется интерес к жизни и творчеству М. В. Ломоносова, Д. И. Менделеева и других крупнейших русских деятелей.
Еще одним каналом, транслировавшим населению «советский патриотизм», стали новые станции метро, открытые в 1937 и 1938 годах. Во вторую очередь московского метрополитена вошли станции Арбатско-Покровской линии «Площадь революции» и «Курская», отрезок Замоскворецкой линии от «Сокола» до «Театральной» (за исключением «Тверской»), а также станция «Киевская» нынешней Филевской линии. Их отделка кардинально отличается от отделки станций первой очереди. Возвеличивание разума сменяется воспеванием мощи советского государства. При том, что основа облика станций — пилоны, колонны, арки и цилиндрические своды — осталась прежней, сами станции оказывают на зрителя совсем иное впечатление.
Интерьеры станций второй половины 1930-х отличаются большей пышностью оформления, большим богатством форм и деталей — лепнины, скульптур, декоративных решеток, навесных и настенных светильников, игрой контрастных цветов в напольном покрытии. Даже станция «Киевская» Филевской линии, с первого взгляда похожая на станции первой очереди, отличается от них большей нарядностью: лепные колосья пшеницы на капителях колонн, контраст желтоватого и голубого мрамора, орнамент пола, похожий на яркое украинское полотенце-рушник. Не только архитекторы, но и скульпторы, художники и даже мозаичисты («Маяковская») объединяли усилия, пропагандируя культ сильного государства и сильных граждан.
Показу новейших технических достижений советского государства сопутствовали авангардные черты в интерьере станций. Так, станция «Аэропорт» своим динамичным оформлением напоминает салон самолета, декорирующие же ее свод перекрещенные дуги похожи на стропы парашюта. А в отделке «Маяковской» применены стальные детали, придающие ей эффектный техноромантический облик. Размещенные в нишах потолка мозаичные панно из смальты на тему «Сутки советского неба» (автор эскизов — А. А. Дейнека, исполнение — мастерская В. А. Фролова в Ленинграде) демонстрируют достижения советской авиационной промышленности. Мозаики «Маяковской» поражают богатством полутонов и мастерством исполнения — гораздо более высоким, чем майоликовое панно на «Комсомольской»-радиальной. Это — настоящее высокое искусство, выставленное в метро для обозрения граждан.
На Площади революции представлены основные «добродетели» советского гражданина: готовность с оружием в руках сражаться за интересы государства, а также трудиться на благо общества, получать образование и развивать отечественную промышленность, вести здоровый образ жизни и создавать семью. Станция «Театральная» оправдывает свое соседство с Большим и Малым театрами: лавровые венки и майоликовые барельефы на тему театрального искусства народов СССР, пузатые мраморные столбы с каннелюрами на углах пилонов и обилие светильников — вся эта ампирная пышность делает станцию нарядной и похожей на фойе театра.
Станция «Динамо» занимает промежуточную стадию между классикой и авангардом: с одной стороны — строгие четырехгранные столбы по углам пилонов, нарядные капители, сводчатое перекрытие потолка. А с другой стороны, поскольку оформление станции было призвано подчеркнуть передовой уровень достижений СССР в области спорта, использовался неклассический прием подсветки: установленные в верхней части пилонов светильники были закрыты полупрозрачными плитами оникса. В сочетании с фарфоровыми медальонами, изображающими аллегории тех видов соревнований, по которым проходили Спартакиады народов СССР, они придают станции более современный вид. Новые станции стали истинными «дворцами для народа».
Третья идеологическая волна была напрямую связана с отражением фашистской агрессии. Великая отечественная война показала советскому руководству, что костяком советского народа, его хребтом является русский народ. И что пренебрежение его родной стариной, его традициями может негативно сказаться на боевом духе вооруженных сил, а значит — на исходе боевых действий. Именно в годы войны в армию возвращаются офицерские звания. Одновременно с этим вводят ордена, носящие имя выдающихся русских полководцев. Следовало всеми возможными способами продемонстрировать это послабление на национальной почве.
Третий этап оформления московской подземки охватывает как военный, так и послевоенный период. Уже после первых побед советского оружия — в 1943, 1944 годах открываются станции третьей очереди. Это станции Арбатско-Покровской линии от «Бауманской» до «Партизанской», а также станции Замоскворецкой линии от «Новокузнецкой» до «Автозаводской». В них появляются совершенно новые мотивы и — новые элементы оформления. Так, развиваются намеченные ранее два пути строительства: холодноватый авангардный («Бауманская» — детище архитекторов Ю. П. Зенкевича и Б. М. Иофана, классика конструктивизма; «Партизанская» с геометричными формами ее декора) и торжественно-имперский («Новокузнецкая», «Павелецкая»-радиальная, «Семеновская»).
Посвящение станций третьей очереди, так или иначе, связано с боевыми действиями. Героизму советских воинов и истории вооруженных сил посвящены «Семеновская» и «Павелецкая»-радиальная. Так, потолок «Семеновской» покрыт изображениями оружия, на ее стенах расположены барельефы в виде щитов с изображением воинской символики и портретов воинов. Ее торцевую стену украшает горельеф, изображающий орден Победы на фоне оружия и знамен с надписью «Нашей Красной Армии — Слава!». В центральном зале «Павелецкой» ряды арок перемежаются бронзовыми медальонами с лавровыми венками (это в 1943 году!), окружающими серп и молот.
Стойкость советского народа в годы Великой Отечественной войны, сочетающая труд тыловиков с отвагой воинов, воспеваются в интерьерах «Новокузнецкой», «Автозаводской», «Бауманской» и «Электрозаводской». Так, на «Бауманской» эта тема проиллюстрирована скульптурами. На стенах кассового и эскалаторного залов «Электрозаводской» располагаются медальоны с портретами М. В. Ломоносова, П. Н. Яблочкова, А. С. Попова, М. Фарадея и других ученых-основоположников электротехники. Мозаичные панно, посвященные труду советского народа в военное время, имеются на «Автозаводской» и «Новокузнецкой».
Станции третьей очереди отличает еще большее великолепие, еще большее богатство декора. В частности, именно на этих станциях появляются роскошные смальтовые мозаичные панно, сочетание мозаик с лепниной, скульптурными и рельефными украшениями. Станции третьей очереди подземки парадоксальным образом сочетают в себе элементы «имперскости» с русскими национальными мотивами. На станции «Новокузнецкая» впервые появляется изображение русского князя-полководца Дмитрия Донского. Барельефы, изображающие бои на фронтах Великой Отечественной, дополняются арматурами с изображением секир, копий, мечей и колчанов со стрелами. На торцевой стене той же «Новокузнецкой» расположено мозаичное панно «Фронт и тыл в борьбе против немецких захватчиков», где изображены — впервые! — древние башни Московского кремля, а потолок станции украшают богатые мозаики на ту же тему. Весь облик станций третьей очереди будто бы говорит человеку: ты — личность, ты можешь и должен внести свой вклад в общее дело победы; от тебя зависит, повторит ли сейчас твоя Родина те подвиги, которые совершали во имя своей страны твои славные предки.
В вестибюлях наряднейших станций военного периода до предела усиливается странное впечатление, которое производили уже первые станции: впечатление атеистического храма. Существует бытовой вариант наименования метро — «подземный дворец». Но применительно к целому ряду станций адекватно было бы использовать другое — «подземный храм». Мерные ритмы колонн, уходящий вдаль ровный каменный пол, трехнефная структура... Случайно ли, в силу ли конструктивных соображений, или же намеренно, — интерьерам этих станций дарован декор, позволяющий видеть в них место для торжественных процессий.
В частности, «Новокузнецкая» похожа на храм базиликального типа: ряды опор разделяют ее внутренний объем на три нефа, где центральный, богато украшенный мозаикой, напоминает раннехристианские базилики Рима. Завершается средний неф алтарным возвышением с фреской: советский народ под портретом Ленина. А скамьи этой станции увиты виноградом словесной премудрости, которым так любили русские зодчие украшать порталы храмов. Вообще, «Новокузнецкая» — это одна из самых интересных станций московского метрополитена. Она во многом послужила прототипом самых нарядных станций Кольцевой линии: в годы войны именно в ее облике Традиция нашла наиболее полное воплощение.
Те идеи, которые метро призвано было транслировать в годы войны, не прекратили свое существование после ее окончания. Напротив, их звучание усилилось, достигнув своего апогея в станциях четвертой очереди (1950-1953 годы открытия). «Смоленская» (Арбатско-Покровской линии) прямо посвящена победе русского оружия в войне 1812 года. «Арбатская» оформлена в русском стиле: сводчатый потолок, массивные кованые светильники, растительный орнамент и неохватные «колонны» напоминают об интерьерах старомосковских палат и, отчасти, русского барокко XVIII столетия. А красочные фрески и панно «Киевской» говорят об участии в великой Победе, наряду с русским, украинского народа.
Но наибольший интерес представляют станции Кольцевой линии. Это — концентрированная мощь Традиции в ее сильно порусевшем варианте. Русский старопечатный орнамент украшает «Комсомольскую» и «Павелецкую». Майоликовые панно «Таганской», на которых изображены победители — летчики, моряки, рядовые солдаты Советской армии, — украшены корабликами, словно сошедшими с иллюстраций к русским народным сказкам. На этих же панно, а также на золоченых арматурах «Комсомольской»-кольцевой изображен символ Московского царства — Святой Георгий-Победоносец, убивающий змея.
На сводах же «Комсомольской» возглавляют войска славнейшие русские полководцы — Дмитрий Донской, Александр Невский. Интересно, что на этих станциях нашлось место не только русской и старомосковской, но даже... православной символике. Естественно, ее элементы выступают в скрытом виде — как часть символики национальной. Так, за спиной Александра Невского высятся купола Святой Софии новгородской, а над русскими войсками высоко воздеты хоругви с ликом Спаса. В торце станции «Новослободской» помещено панно с изображением «большевистской Богородицы», держащей на руках младенца — абсолютно каноничное по форме своей изображение, помещенное на фоне пятиконечной звезды...
Начиная со станции «Маяковской» советское руководство привлекает к работам по внутренней отделке метро людей не вполне «лояльных», проявивших себя в связях с Церковью. Ленинградский мозаичист В. А. Фролов, работавший до революции над внутренним убранством Спаса на Крови и других церквей, исполняет мозаики для «Новокузнецкой», «Маяковской» и «Автозаводской». Скульптор Н. В. Томский, защищавший от закрытия и уничтожения ряд памятников церковного зодчества, исполняет барельефы «Новокузнецкой». А столь крупный православный художник, как П. Д. Корин, разрабатывает эскизы к мозаикам «Комсомольской»-кольцевой, «Новослободской» и «Смоленской», а также к витражам «Новослободской».
Московский метрополитен — не просто крупная транспортная система, но и мощнейший инструмент идеологии, моделировавший в сознании советских людей «идеальный образ» советского гражданина. Работала ли эта система? Да, работала. Метрополитен, как любое новое явление, привлекал людей. Сюда ходили не только иностранцы, не только жители провинции, но и сами москвичи. Ходили просто «посмотреть», как на аттракцион или в цирк, и даже старались, как сообщают мемуаристы, по такому случаю одеться получше. Но... идеология уходит в прошлое, а искусство остается.
Анна Федорец
Московская подземка времен «пролетарской неоклассики»
Московская подземка времен «пролетарской неоклассики»