Крещение Руси и русская география

Обычно пристальное внимание уделяется духовным результатам Крещения, его влиянию на культуру и мораль, на характер и менталитет русского народа. Однако, я полагаю, что Владимирская купель повлекла также ощутимые физические последствия, которые сегодня запечатлены в необычной географии России, в уникальных размерах и в уникальном местоположении нашей страны.

Мы знаем, что царство Христово неотмирно и нередко действует вопреки материальным закономерностям. Самый яркий пример тому — Воскресение Спасителя, одоление смерти, возвращение жизни в бренную плоть. Но это величайшее чудо из чудес, свершившееся два тысячелетия назад, в глазах многих современных людей приобрело легендарный характер и выносится за скобки доказательного знания. Однако в истории России, в явлениях подробно документированных, ощутимых и измеримых, бесспорно доказуемых, мы находим подтверждение того, что Православное Христианство — это не просто убеждения некоторого количества людей, и не просто богословское учение. Это реально данная нам Благодатная сила, способная преодолевать физические законы мира сего.

Если мы посмотрим на Евразию — материк, ставший колыбелью почти всех ныне существующих мировых цивилизаций, то увидим, что ее континентальная, северная и центральная, часть весьма неудобна для интенсивной хозяйственной деятельности. Эта территория, которую основоположник геополитики Хаусхофер назвал «Хартлэндом» или «Сердцевинной землёй», наделена суровым климатом с коротким летом и долгой, морозной зимой. В противоположность «Хартлэнду», «Римлэнд», или «Окраинная земля», широкой полосой окаймляющая западное, южное и юго-восточное побережья Евразии, тепла и богата растительностью, благодатна для земледелия и иных форм человеческой жизнедеятельности. Именно в тёплом климате приморского пояса Евразии возникли древние цивилизации Рима, Греции и Финикии, Вавилона и Персии, Индии и Китая, а чуть позднее — Японии. Но и в эпоху зарождения древних цивилизаций, и во время Пришествия Христова, и через тысячу лет после Рождества континентальные глубины Евразии оставались неосвоенными и редконаселёнными.

На протяжении долгих веков все крупные, зафиксированные историками миграционные потоки направлялись из сурового центра континента к его благодатной периферии. Применительно к европейской части материка этот вектор был направлен с северо-востока на юго-запад. Так двигались все без исключения известные нам переселенцы древности и раннего средневековья: кельты и германцы, авары и венгры, гунны и норманны, аланы и славяне. Их вёл естественный животный инстинкт захвата кормовых угодий, сопряжённый с жестокими войнами за новую территорию, уничтожением аборигенов, разрушением их жизненного уклада. (Обратим внимание, что подобными приоритетами руководствовались и строители западноевропейских колониальных империй во времена совсем недавние.)

Очевидно, что эта первобытная, можно сказать, биологическая закономерность, вплоть до Крещения Руси довлела и над нашими предками. Летописи фиксируют следующие крупные организованные движения на заре нашей национальной истории: приход варягов, поход северорусских князей на Киев, натиск киевских князей на Царьград. Все эти движения целиком соответствуют традиционному южному (юго-западному) вектору миграций из краёв более суровых в более обильные. Последний из русских языческих князей, Святослав, даже хотел перенести свою столицу на Дунай, ибо туда, по его словам, стекались все земные блага окрестных высокоразвитых стран. Такой выбор означал кровавую войну Руси против Византии с потенциальным уничтожением одной или обеих сторон.

Крещение Руси совпало с коренной переменой национальной стратегии. Наши предки отказались от агрессивной экспансии на юг и развернулись на северо-восток. С тех пор генеральный северо-восточный вектор русской миграции («движение встречь солнцу», как называли его казаки-первопроходцы) не менялся тысячу лет. Если в 988 году Смоленск, Брянск (Дебрянск) и Новгород находились на восточных рубежах нашего национального ареала, то теперь это города западной окраины, а восточная граница Русского мира отодвинулась на полземного шара, к самому Тихому океану. Исключительная устойчивость нового миграционного вектора в русской истории свидетельствует о том, что северо-восточное направление было избрано не по произволу какого-либо государственного лидера, и не под воздействием сложившихся в какой-то момент внешних обстоятельств, а сопряжено с фундаментальными принципами сформированного тысячу лет назад национального мировоззрения.

Русские оказались единственным народом планеты, избравшим миграционный вектор вопреки биологическому закону «кормовых угодий»; единственным народом, освоившим суровую «сердцевинную землю» Евразии и построившим великую державу в климатическом поясе долгих холодных зим. Этот феномен нашей истории ещё требует своего всестороннего изучения, но очевидно, что огромную роль в перемене миграционной стратегии сыграло принятие Православного (то есть неповреждённого, подлинного) Христианства.

Надо полагать, что одной из составляющих русского феномена была несовместимость христианского духа с истребительными, завоевательными войнами. Мы понимаем, что в дольнем мире редки идеальные христиане, и уж тем более невозможны идеальные христианские государства и народы, — всяк из нас не без греха. Но при сравнении православных народов и стран с нациями западного (повреждённого) христианства, мы видим разительное различие в отношении к агрессивным войнам. Например, в тысячелетней истории Византии завоевательные походы играют ничтожную роль — вся активность этой великой империи замыкалась на своих наследных землях, в лоне бывшей Римской цивилизации. Видимо, православные византийцы не желали посвящать свою жизнь таким греховным деяниям, как насильственный захват чужих территорий. Аналогичные чувства должны были испытывать и православные русские.

Но, к счастью для наших предков, к северо-востоку от нашей исторической колыбели простиралась необъятная редконаселённая земля, освоение которой не требовало жестокости конкистадоров, а нуждалось в совсем иной доблести. Вместо борьбы с людьми здесь предстояла борьба с природой. Можно сказать, что агрессивной социал-дарвинистской экспансии Россия предпочла экспансию христианскую, подвижническую.

В выборе северо-восточного вектора сыграло свою роль не только христианское миролюбие, но и христианское нестяжательство. Это было движение вопреки материальной выгоде — ведь в момент освоения Севера и Сибири никто ещё не знал ни про нефть Ухты, ни про газ Ямала, ни про алмазы Якутии. Все эти богатства, только в недавнее время, с развитием современных технологий, ставшие пригодными к разработке, — историческое воздаяние нашему народу за бескорыстный подвиг предков.

Мы можем смело утверждать, что великая Россия, какая она есть, — не только её духовная жизнь, но и её географическая реальность, сформирована Православным христианством. В этом провиденциальное значение Крещения для нашей страны. И мы также должны понимать, что отказ от православных, христианских ценностей будет означать потерю России: утрату не только духовную, но и физическую, о чём сегодня грозным предвестником свидетельствует запустение Севера и Нечерноземья, отток русского населения из Сибири и с Дальнего Востока.

Обретённое прадедами пространство требует новых подвижнических усилий, закаляющих русский дух.

Владимир Тимаков