Христианская живопись художника Юрия Шмелева

Современное «актуальное» искусство бодро берется за священное, весело и энергично вступает на территорию сакрального. Если для атеиста Христос и рай, молитва и ад, вера и обряд просто не существовали как реальность или были «вымышленной реальностью», с которой стоило всеми силами бороться как с ложными, то современный «актуальщик» полагает христианские смыслы той областью, что может быть вполне пригодна для его целей. Ему не важно, что утрачивается религиозный дух, зато можно сделать некое «нервирующее зрелище», ужаснуть каким-нибудь спектаклем типа «О концепции Лика Сына Божия» или инсталляцией «Черная икона»... И это будут ВСЕ знать — и это мир будет тиражировать всеми доступными способами.

Но когда весь мир «сходит с ума» и в искусстве отпадает особое измерение — священности и художественности, тогда и душа человеческая становится «двухмерной», теряет свой божественный объем. А пошлое и безбожное искусство неизбежно становится жертвой собственной пошлости. Но есть иной путь. И вступив на него, придется сразу принять и непонимание современников, и, в общем-то, неизвестность. Да, это так. Но, Юрий Гаврилович Шмелев ни разу не пожалел, что он никогда не состоял ни в каких союзах, никогда не участвовал в коллективных выставках, никогда не писал соцреалистических картин. Он давно и сразу вышагнул из того «образа художника», который создавало время. И, когда все ехали писать с натуры стройки социализма, он отправлялся реставрировать Софию Новгородскую.

Дом в Истре

Он родился в 1938 г. в Сибири, но интерес к живописи привел Шмелева в Москву, в знаменитое художественное училище памяти 1905 года, окончив которое молодой специалист сразу начал с реставрации древнерусской живописи — это были фрески, настенные росписи, иконы. Всю древнюю живопись от XII века до поздней «дворцовой» так или иначе «пропустил через свои руки», участвуя еще в советское время в реставрации московского Успенского собора, Новодевичьего монастыря, храмов в Ярославле, Ростове, Смоленске. Даже и в Самарканд забросила его судьба — реставрировал усыпальницу Тимура...

Окончив училище, он сделал еще одно важное для человека дело: в 1963 году женился на дочери художника Дмитрия Павловича Мощевитина (1894-1974), тоже художнике-графике — Надежде. Поселились в Истре, в доме, который построили родители. Этот дом, в котором всегда живет по четыре поколения Шмелевых-Мощевитиных, сразу невозможно не полюбить за радушие, настоящую русскую семейную атмосферу, где все близки друг другу, но при этом всем и просторно, где любят угощать пирогами и вести старомосковского духа беседы — неспешные и обстоятельные, под стать самому Юрию Гавриловичу. Он никогда никуда не спешил. И вот таким однодумом и домоседом проживает свою жизнь в ясной христианской полноте. Священство сына Дмитрия стало еще одной ему «наградой» за твердую и простую жизнь.

А вообще вокруг Шмелевых существует замечательное соседское сообщество интеллигентов, которые почитают за честь помощь друг другу и у которых есть общие культурно-исторические и религиозные интересы. Ведь они живут рядом с Новоиерусалимским Воскресенским монастырем.

Живопись и жизнь: общий корень

Он начал строить свой живописный и глубоко нестандартный для советского времени мир, в 70-е годы XX века. Форма его мышления, конечно же, была пропитана опытом мастера-реставратора, вознесенного к Богу буквально, физически церковными лесами гораздо ближе всех, кто стоял в храме и вонзал свой взор в церковный купол-небо. И если за пределами храма «духовная брань» давно и, казалось, навсегда превращена в понятную и удобную «нравственность» (не случайно «кодекс строителя коммунизма» не раз связывали с христианским декалогом — десятью заповедями), то Шмелеву, находящемуся внутри церковной ограды, не надо было объяснять, что духовная брань не утихала в мире никогда, в том числе, и в сытые советские годы.

Он стал строить свою христианскую живопись с уверенностью в том, что символы и аллегории — это не есть случайно сцепленные между собой «знаки явлений», прагматично используемые для выпуклости мысли. «Богородица с серпом и молотом» его все же не устраивала, несмотря на нравственность намерений создателей сего аллегорического образа. Ценность символа существует только тогда, когда в человеке есть святость и отношение к предмету как к святому. А это значит, что высокое не будет у него служить для украшения или прославления низкого. А это значит, что живописец научал себя видеть существующее земное в смысловой сцепленности с вечностью. Он видел Россию — огромную красную империю XX века, видел распавшейся на противоборствующие силы, когда далеко еще было до реального распада советского государства. Тьма предъявляет себя через неурядицы, смуты, нестроения и войны, через социальные язвы — бедность бедных и чрезмерность богатства богатых.

Полотна «Поединок» и «Схватка» отражают битву-поединок красных и белых Всадников. Битву духовную и социальную. Красный всадник, побеждая Белого, остается в трагическом и ненужном ему самому одиночестве и будто надрывается в отчаянном крике... Он, победитель, балансирует на краю пропасти, но трагически этого не замечает. Картина написана в 1977 году — и не предвестием ли она уже звучала? А в «Схватке», созданной чуть позже (1990 г.), побеждает, увы, третья сила — Синий Всадник, пока Красный и Белый в упоении уничтожают друг друга. Работы пластичны и символичны. Шмелев любит писать коней — они у него совершенны и необычны в том, что образуют двуединство коня и Всадника. Оно — это двуединство — было известно еще античной культуре. И художник решил его вновь обрести.

...А еще прежде — в 1968 году им была начата чрезвычайно странная картина «Остановитесь на путях ваших...» (пророк Иеремия). Он работал над ней 22 года. Но сегодня художник не любит свое творение. «Два года я ее любил после того, как написал, — говорит Юрий Гаврилович, — Начал писать смолоду, потому что мечтал о таком зрителе, который все поймет, потому как будет все это знать: будет понимать и символику цвета, и воспримет ее символический ряд, и исторические детали...А теперь я ее больше не люблю — не люблю, потому что приходится все время ее объяснять. Даже образованным людям. Все мы образованы «по кускам», а целостности и масштаба нет. Видят стол и тут же спрашивают: «А это что, Тайная вечеря?» ... Я прожил всю жизнь и не увидел такого зрителя, о котором мечтал. Тогда зачем эта моя картина?»

Нет, это не «Тайная вечеря», хотя, действительно длинный стол с белой скатертью белой полосой делит картину и влечет к фигуре Спасителя в белом хитоне, расположенном в центре за столом. Белое на белом. Белый хитон на фоне белой скатерти и белый свет-сияние в лике Спасителя. Да, тут, в Нем, центр христианской Истории. Но рядом с Ним, по правую руку, не ученики, а воины и те, кто уверовал в Христа. На втором плане видим иконостас, архитектурные элементы Акрополя, абрис собора Нотр-Дам, — художником объемлется все то, что станет фундаментом мировой христианской цивилизации. А слева от Спасителя — богомерзкое скопище нечестивцев и извращенцев, отступников, окружающих антихриста. Два мира — два пути. Для души человеческой. Благодать и Свет Христов в мире неизбывны, но и пожирающий сумрак запустения держится устойчиво. Даже дерзает иногда и наступать... Знакомо. Очень знакомо.

Мышление нашего художника поистине полифонично. И каждый образ в этой картине звучит важным «аккордом символов». И сам по себе символический подход дает столь уже забытое нами подлинное упоение мысли — он поднимает понимание жизни до высочайшего уровня.

«Святая Русь»

В начале 1980-х годов он начал работу над серией портретов просветителей и православно-государственных устроителей Отечества нашего, завершенную через 25 лет и названную «Святая Русь». Задача, безусловно, грандиозная: увидеть идеал Святой Руси в движении, в живом становлении — а это возможно только через личность человека. А потому Святая Русь у Шмелёва персонифицирована и включает в себя девять холстов: «Андрей Первозванный», «Владимир Святой», «Митрополит Илларион», «Василий из Щековиц», «Добрыня Едрейкович», «Дмитрий Донской», «Иван Фёдоров», «Патриарх Никон». За каждым из них прорастают сквозь века наша история и культура, культура и вера — ведь в те времена они находились внутри друг друга, пронизанные общим христианским смыслом, который был их естественным и живым дыханием.

Наверное, историю каждой работы можно рассказывать долго: ведь девять полотен за 25 лет — это как-то очень мало по современным-то меркам. Впрочем, я говорила, что Юрию Шмелеву никуда не надо было спешить — ведь он вышагнул давно и сразу за порог всякой принятой в художественной среде статусности и амбициозности.

Цикл «Святая Русь» выстраивался вразброс, — не было никакой заранее продуманной системы. Двигала скорее боязнь «превратить в некрополь величественное здание предустановленных Богом зависимостей». Он хотел сохранить личное волнение и поделиться своими открытиями русской истории, которая художника интересовала гораздо в большем объеме, нежели это принято в исторической живописи. Но, собственно, получилось нечто уникальное, весьма расширяющее представление о живописном историзме. Он хотел понять, увидеть, ощутить токи истории и волю истории, проявляющиеся через людей. Шмелев пишет портреты, и его изобразительное искусство приобретает еще одно измерение — историко-литературное.

Серии портретов предшествует распятие Иисуса Христа — полотно, выполненное в духе и стиле испанской традиции XVII века, в которой Шмелев любит сочетание предельного аскетизма в облике Сына Божия и мощь живописного изображения: красно-багровое зарево окутало землю, поднялось до неба. Кровь вопиет от земли — ведь Кровью Безгрешного омылись грехи каждого из нас. Христианство очень высоко подняло человека — именно в христианском мире важно спасение даже одной человеческой души! Одной — и каждой!

Первым из людей в серии Шмелева стоит, естественно, первый же ученик Христа — апостол Андрей Первозванный, пришедший на Русь и поставивший на горах Киевских крест с надписью «Здесь будет град велик». Обратим внимание на знаковые детали картины: крест опоясан царским поясом Христа, а свиток, что в руках ап. Андрея, повернут так, что сокрыто написанное в нем. Народ еще не знает, что написано в нем. И дальше, через портреты, художник стягивает в некий важный центр все деяния своих героев-делателей: Владимир святой крестит Русь, Илларион просвещает ее «Словом о законе и Благодати» (а по научной гипотезе Л. А. Гурченко он же еще и знаменитый Боян из «Слова о полку Игореве). За ним следует Василий из Щековиц, настоятель и архимандрит Киево-Печерского монастыря. Художник полагался на открытие Леонида Гурченко, доказывающего, что именно он, Василий из Щековиц, является автором «Слова о полку Игореве». Яркая и сильная личность, образованный и талантливый, для Шмелева он был один из тех, кто и стал носителем главной идеи эпохи (времени Андрея Боголюбского, XII век) — идеи русского самодержавия. Только мощь христианско-культурного импульса связывает между собой все силы, выстраивая их громаду в государственное устройство.

Подвиг молодого боярина Добрыни Ядрейковича — героя следующего полотна Юрия Шмелева — был основательно забыт, а между тем Никоновская летопись сохранила сведения, что новгородцы «излюбиша себе инока Антония» (Добрыню до крещения) за труд великий — хождение в Царьград и принесение Гроба Господня. Святыня христианства, принесенная на Русь, собственно и формировала сокровенное пространство Руси, возрастающей в своем идеальном облике до Святой.

Дмитрий Донской особо любим художником за свой человеческий масштаб личности. Он — избранный в ряду лучших деятелей в истории Руси. Иван Федоров (XVI век) и замыкающий серию строителей, деятелей и устроителей Святой Руси патриарх Никон (XVII век) важны для художника как созидающие столпы того, что мы относим к образу Русской цивилизации. Русский первопечатник будто выходит из некой тьмы времен, чтобы теперь дать слову божескому распространение по Русской земле. А патриарх Никон взял да «пересадил» на русскую землю Новый Иерусалим, вписывая русских в сакральное пространство христианской ойкумены. Шмелев называет первопечатника Ивана еще и «последним знатоком исконной русской культуры», а книга, новую жизнь которой он дал, увы, через два века «выманит русского человека из Церкви»... Но Юрий Шмелев остановился у этой границы, создав, по сути, цельную картину делания-собирания народа Божьего, который был ведом лучшими людьми и который дорос до создания собственного государства — далеко не все народы в истории оказались способными к национально-государственному строительству.

Он считает написание картины большим и трудным делом. А его художническая экипировка просто восхищает: как рыцарь живописи, он берет с собой в работу литературное содержание эпохи, глубокое историческое знание, и вспахивает огромное культурное поле вокруг своего будущего полотна или портрета. Быть «теперешним художником» Юрию Шмелеву как-то не интересно, и даже почти стыдно... Его рыцарство в живописи держится подлинным бескорыстием: он, действительно, дышит духом русской и мировой христианской культуры. Но, создавая свои произведения, Юрий Гаврилович умеет остановиться у той роковой черты, когда всё, до донышка, высказывается в изображении. Когда священное в истории, идеальное в человеке и сакральное в вере начинают эксплуатироваться и воплощаться в неких образах, подвергающих неизреченно-живое тиражированию, — и тогда происходит или закостенение, или возникает опасность поверхностного (авангардного) изображения всего, что есть не высказываемая благодатная красота.

Но между художником и картиной, которую он пишет, существуют неразрывные узы. Шмелев идет узкой тропой в искусстве. И когда XX век внушал, что «религия исчерпала себя и уже вообще не в состоянии доставлять сильных переживаний», Юрий Шмелев писал свою самую загадочную картину «Остановитесь на путях ваших..». А в цикле «Святая Русь» глубоко и строго показал, как христианизировалась бескрайняя Русская равнина, на которой его герои-делатели расставляли свои цивилизационные вехи и, собственно, сами овладевали своей русской историей, в которой исторический и религиозный акты часто совпадали. И это очень важно нам, сегодняшним.

Русская культура весь XX век трагически и усиленно обосабливалась от христианства. Но так и не смогла этого сделать, потому что у нас есть такие мастера живописи-жизни как Юрий Шмелев.

Капитолина Кокшенева