2014 год оказался для России принципиально важным не в институциональном, но в ценностном смысле: на фоне крымского казуса, российско-украинского кризиса и всё нарастающего противопоставления России и Запада концепт «русского мира» оказался востребованным как никогда.
До нынешнего года «русский мир» как описание ценностной, но не административно-географической реальности использовала РПЦ, Патриарх Кирилл и Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС) — международная общественная организация, возглавляемая Патриархом по должности, созданная как форум для «содействия духовному, культурному, социальному и экономическому возрождению России и русского народа».
«Русский мир» стоял над границами. Визиты предстоятеля РПЦ в Кишинёв или Киев, столицы государств, где антироссийские настроения не являлись маргинальными, преподносились в масс-медиа именно как пастырские — «русский мир» как культурное, историческое, лингвистическое явление не придавал особого значения юридическому суверенитету государств.
После эскалации конфликта на Донбассе противоположность восприятия концепта обострилась по обе стороны границы. В России о «русском мире» заговорили штатные спикеры власти, на Украине его стали воспринимать как теоретическое обоснование имперских претензий на возрождение былой территории огнём и мечом. Украинские публицисты начали задаваться вопросом: «есть ли границы у «русского мира?», отождествляя его и российские войска на территории страны (от «заблудившихся десантников» до тех, кого Игорь Стрелков называет «отпускниками»). Записные пропагандисты российских федеральных телеканалов начали вспоминать про «русский мир» едва ли не с то же частотой, что про «хунту», «укропов», «распятых детей» и т. д. Однако, значительного распространения в массах, несмотря на повышение частоты упоминания в 2014 году, «русский мир» не получил.
3 декабря 2014 года ВЦИОМ опубликовал результаты всероссийского опроса (132 населённых пункта, 1600 человек, ошибка выборки — 3,5%), заголовок которого гласил: «В представлениях россиян «Русский мир» не ограничен территорией российского государства, а включает в себя всех русских людей вне зависимости от места жительства». До проведения исследования ничего не слышали о понятии «русский мир» 71% россиян. Среди оставшихся географически к «русскому миру» относили Донбасс — 75%, Приднестровье — 63%, столько же — русские общины в Германии, Великобритании, Франции, США, на процент меньше — русские общины в Израиле, Северный Казахстан — 56%, Абхазию — 55%, Южную Осетию — 52%, Сербию — 48%, Киев и Львов — 29%, Прибалтику — 25%. В случае двух последних топонимов народ либо заблуждается, либо оказался запутан пропагандой: в разы превосходящие частично признанные южно-кавказские республики по численности русского и, тем более, русскоязычного населения Украина и страны Балтии оказались вычеркнутыми из «русского мира» почти третью опрошенных.
Определённости за рамками географии и суверенитета было меньше. Только 3% россиян относили к «русскому миру» всех русских. Ещё столько же — тех, кто воспитывался в русских традициях. И адекватные («националистическая партия», «люди православной веры»), и вполне экзотические («магазин», «журнал») ответы на вопрос: «что такое русский мир?» — давали не больше, чем 1% респондентов, что находится в пределах ошибки выборки (как, кстати, и ответы, набиравшие по 3%). Т. е., если доверять ВЦИОМовскому исследованию, можно сделать достаточно очевидный вывод: больше двух третей населения не слышали о концепте «русского мира» и почти никто не понимает, что он означает.
За две недели до проведения опроса в пространстве аксиологического строительства России произошло важное событие, кажется, не получившее в масс-медиа должного освещения. 11 ноября 2014 года по итогам заседания XVIII ВРНС, посвящённого теме «Единство истории, единство народа, единство России», была принята Декларация русской идентичности. Замечательно написанный, относительно короткий и легко читающийся документ был призван конкретизировать ответ на вопрос «Кто является русским?»
Критериев русской идентичности ВРНС насчитал пять: русский — это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа.
Комментаторы, конечно, сразу принялись применять данный набор критериев к эмпирической реальности, несмотря на то, что авторы Декларации в первых же строчках постарались обезопасить себя от критики: «Каждая нация — сложное динамичное явление. Принадлежность к ней невозможно описать с помощью узкого набора критериев. Чем крупнее народ, чем более деятельную роль в истории он играет, тем шире его генетическое и социальное разнообразие».
«Бывают ли русские атеисты?», «Что значит «думать по-русски»?», «Что делать, если я считаю себя русским, но постоянно говорю на английском?», «Атеистический Советский Союз сохранял русских в качестве основного народа?» С первым пунктом в иерархии критериев всё понятно — собственно самосознание в любой концепции нации в рамках этнополитологии является одним из важнейших критериев определения национальности — именно национальности, а не детерминируемой через кровь этничности.
Второй объяснялся следующим образом: этнические предпочтения возникают, если у человека есть несколько этнических идентичностей и он колеблется между приматом какой-то определённой из них. Т. е. русским в этом смысле он будет, если отец-якут не «перевешивает» в его сознании русскую мать. Самым большим камнем преткновения стал четвёртый пункт — о взаимосвязи русской идентичности и православия. Естественно, ВРНС, являясь организацией не только существующей под эгидой РПЦ, но и формально возглавляемой её предстоятелем, не мог не закрепить своё видение этой наличествующей связи в столь важном программном документе. Но и раздражение критиков, видящих приоритетную (или говоря жёстче: монопольную) работу Церкви в направлении теоретизирования вопросов идентичности, можно понять.
Авторы Декларации, наверняка предвидя обоснованные историей упрёки, пишут: «События ХХ века показали, что значительное число русских стало неверующими, не утратив при этом национального самосознания. И всё же утверждение о том, что каждый русский должен признавать православное христианство основой своей национальной культуры, является оправданным и справедливым. Отрицание этого факта, а тем более поиск иной религиозной основы национальной культуры, свидетельствуют об ослаблении русской идентичности, вплоть до полной её утраты».
Как объясняет один из авторов Декларации, эксперт ВРНС Владимир Тимаков: «В отношении православия не обязательно оправлять обряды, чтобы быть русским. Не обязательно верить в Бога. Русским также может быть правоверный мусульманин. Единственное «условие» — признавать важнейшую ценность православия для истории и культуры России. Если человек отрицает этот достаточно очевидный факт, то в его душе существует внутренний протест против русской идентичности». Кроме того, эксперт подчёркивает эпитет «духовная» по отношению к роли православия в культуре. Как говорит Владимир Тимаков, «Декларация написана о русской идентичности, а не о членстве в русском народе. Идентичность может быть сильнее или слабее, определяться одним или несколькими факторами, это не прописка в паспорте: либо есть, либо нет. На её основе нельзя вообще делать выводы: этот человек русский или нет. Такой вывод каждый делает сам. Идентичность это только способ оценить силу связи индивидуума с русским народом, степень совпадения его личного национального самосознания с общенациональным. А то, что Декларацию так превратно толкуют,- в стиле «кого будут в русские записывать», — говорит лишь о неадекватном напряжении, которое вызывает русский вопрос в либеральном сообществе».
Через неделю после публикации Декларации споры о критериях затихли. Серьёзная попытка теоретического определения «русскости», как выяснили социологи двумя неделями позднее, масштабного влияния на массы не оказала. «Русский мир» на Украине в негативном ключе знает гораздо больше людей, чем в России в позитивном — отдельно поблагодарить за это стоит российское федеральное телевидение. Ещё меньше у нас понимают, что это такое. Нейтральный прежде концепт за год оказался наполнен негативным политическим смыслом для тех людей за пределами России, кого он должен был объединять вне административных границ.
Алексей Токарев, к. п. н., научный сотрудник Центра глобальных проблем Института международных исследований МГИМО (У) МИД РФ
Источник:
Год «Русского мира» на фоне войны
Год «Русского мира» на фоне войны