1. Глобальное противоречие: возрождение религиозных ценностей и вызов воинствующего секуляризма
1.1. Начало ХХ века знаменовалось невиданным ранее ослаблением роли религии в человеческом обществе и широким распространением атеизма. На отрицании религии как таковой строились целые государства и социальные системы. В интеллектуальной сфере центральное место заняла позитивная наука, рассматриваемая как альтернатива религиозному мировоззрению. В общественном сознании стало утверждаться мнение, что религия принадлежит прошлому и должна восприниматься как ментальный атавизм.
Столетие спустя стало очевидным, что ожидания воинствующих безбожников, мечтавших отвести Церкви роль музейного реликта, оказались беспочвенными. Французский востоковед Ж. Кепель охарактеризовал современную эпоху как «реванш Бога», имея в виду массовое обращение прежних атеистов и агностиков к вере и резко возросшую роль религиозных ценностей в мировом масштабе.
Такого рода глобальный религиозный ренессанс имеет веские причины, основанные на опыте ХХ столетия.
1.2. Прежде всего, было развенчано утверждение о том, что религия является искусственным интеллектуальным конструктом, созданным для обслуживания сугубо материальных, социальных целей. Согласно такому подходу вера — это обман, результат манипуляции массовым сознанием, который приобрёл широкое распространение только благодаря тотальному доминированию церковных институтов в публичной сфере. Это крайне тенденциозное представление было опровергнуто красноречивыми социальными экспериментами в странах коммунистического лагеря.
Вера сохранила миллионы приверженцев даже в тоталитарных государствах, где всякая религиозная проповедь была полностью вытеснена из общественного пространства. Напротив, альтернативное атеистическое мировоззрение не смогло удержать длительного и устойчивого влияния, несмотря на тотальное доминирование соответствующих институтов и всеобъемлющую пропаганду. Это убедительное свидетельство бессилия искусственных мировоззренческих манипуляций при столкновении с фундаментальными основами человеческого бытия. То, что дано от Бога, преодолевает любые испытания; то, что придумано людьми — не выдерживает проверки временем и разрушается, как дом на песке.
1.3. Также не нашёл подтверждения тезис о том, что позитивная наука способна стать полноценной альтернативой религиозному мировоззрению и доказательно опровергнуть бытие Бога. Напротив, совокупность научных открытий, полученных к концу ХХ — началу XXI веков, противоречит позитивистскому представлению о мире как о вечном и бесконечном поле случайной игры природных сил.
Современная астрофизика пришла к весьма единодушному выводу о конечности мира (по крайней мере нашего, посюстороннего мира, данного нам в ощущениях), о его ограниченности во времени и в пространстве, о его возникновении буквально «из ничего», что не противоречит традиционным религиозным представлениям об акте творения.
Современная биология стоит перед неразрешимой проблемой возникновения жизни и вынуждена признать, что вероятность зарождения живой материи как результата хаотического течения химических процессов ничтожно, невероятно мала. Таким образом, накопление естественнонаучных знаний не только не привело к доказательному отрицанию
Бога, но подтолкнуло человека к более глубокому осмыслению роли Творческого начала в окружающем нас мире.
1.4. В сфере гуманитарной мысли, в области философской антропологии атеизм также не смог сформулировать убедительные ответы на основополагающие вопросы о смысле человеческой жизни, об этике человеческих отношений, о культурных ценностях и природе красоты.
Концепции, рассматривающие человека в качестве разумного животного или высокоорганизованной биохимической машины, отвергаются общественным сознанием как предельно циничные и антигуманные. Их логическое развитие неизбежно ведёт к социал-дарвинизму, ницшеанству и фашизму, то есть к тем идейным направлениям, которым история ХХ века вынесла безапелляционный обвинительный приговор.
Любые попытки создать гуманистическую философию на базе представления о человеке как о животном или о машине оказались беспочвенными и неудачными. Отрицание божественной, сакральной природы нравственных законов приходит в непреодолимое противоречие с гуманитарными запросами наших современников.
По этой причине атеистическая антропософия вынуждена оперировать понятиями и ценностями, сложившимися ещё в религиозных обществах, придерживаться опорных элементов традиционной этики, что не позволяет ей сложиться в самостоятельное, цельное, законченное мировоззрение и стать полноценной альтернативой религии.
1.5. Таким образом, опыт человечества, вступившего в XXI век, убедительно свидетельствует, что материализм не может заменить религиозного мировоззрения и что накопление знаний о природе вселенной и человека не ведёт к отрицанию Бога. Осмысление этого опыта объективно ведёт к тому, что религия как связь человека с Богом, как духовная вертикаль между дольним и горним мирами переживает возрождение в душах миллионов землян.
Вместе с тем, религия (термин, восходящий к латинскому religare — «связывать») не сводится только к соединению человека и Бога. Религия также предполагает определённые социальные отношения, строительство неких духовных горизонталей, соединяющих людей в согласии с Божественным замыслом. Именно в этом отношении современные обстоятельства ставят под сомнение религиозную традицию, бросают новый вызов Церкви — на этот раз как социальному институту.
1.6. К началу XXI века технологическое развитие привело к фактическому превращению нашей планеты в единое целое не только в экономическом, но и в информационном отношении.
Перед объединённым в коммуникативном отношении человечеством впервые с небывалой остротой встал вопрос о новой, универсальной идентичности, которая будет соответствовать новому, глобальному образу бытия.
Универсальный характер имеет целый ряд мировых религий, каждая из которых могла бы претендовать на духовный базис такой глобальной идентичности. Однако чересчур настойчивое утверждение одной из мировых религий в ущерб остальным порождает неизбежный конфликт, вплоть до вооружённой конфронтации. Подобная конфронтация не только подрывает доверие к религии, претендующей на универсальность, но в современном мире, насыщенном оружием массового уничтожения, чревата глобальным апокалипсисом.
1.7. Наибольшим внутренним духовным потенциалом для формирования глобальной идентичности обладает христианство, оно же в наибольшей степени подошло к решению этой задачи с практической точки зрения. Об этом свидетельствуют как абсолютное количество верующих христиан среди жителей планеты, так и удельный вес христианских ценностей и символов в мировом культурном поле (вплоть до принятия в качестве глобального календаря отсчёта лет от Рождества Христова).
Серьёзным препятствием для общемирового признания христианства основой глобальной идентичности служит глубокий кризис, который переживает христианское мировоззрение в странах Западной цивилизации. Именно западная ветвь христианства получила широкое распространение на планете, и вместе с тем именно общество, созданное этой ветвью, отторгает сегодня свои традиционные ценности.
1.8. Объективные затруднения для выработки глобальной религиозной идентичности стали почвой, на которой атеизм обрёл новое идеологическое обоснование. На этот раз историческим пережитком объявлено религиозное разнообразие человечества, которое якобы является главной причиной разделения и конфликтов. Упразднение религии рассматривается как простейший рецепт объединения землян, создания универсальной всепланетной общности. В качестве глобальной идентичности в этом случае предлагается последовательный секуляризм.
Не сумев победить религию на философском поле, не сумев представить убедительных доказательств небытия Божия и даже создать сколько-нибудь основательную мировоззренческую альтернативу, не сумев разрушить духовную вертикаль, соединяющую человека с Богом, воинствующий атеизм выступает с новым проектом. На сей раз он рассчитывает победить на политическом поле, доказав вред религии как разделяющего людей социального явления, и разрушить таким образом духовные горизонтали, соединяющие религиозные сообщества.
1.9. Главным противоречием религиозной жизни в современную эпоху стало противоречие между «реваншем Бога», всемирным религиозным ренессансом с одной стороны, и социально-политическим проектом тотального секуляризма, претендующего на объединение человечества и создание универсальной глобальной идентичности — с другой.
2. Религия и секуляризм как факторы духовной жизни цивилизаций
2.1. Процессы религиозного ренессанса и встречные тенденции секуляризма отличаются заметным своеобразием в культурно-исторических регионах планеты. Можно утверждать, что каждая мировая цивилизация по-своему переживает это глобальное противоречие и ищет собственный ответ на важнейший вопрос современности.
В целом большинство цивилизаций отдаёт предпочтение своей или освоению новой религиозной традиции, а не упразднению религиозных ценностей. Мы наблюдаем возрождение православного христианства в России и Восточной Европе, укрепление католицизма на пространстве глобального Юга, всплеск протестантского миссионерства в Африке, тихоокеанских государствах и Южной Америке, развитие иудаизма в Израиле, мощный подъем ислама от Атлантического океана до Южно-Китайского моря, рост влияния буддизма, индуизма, конфуцианства, даосизма и синтоизма как на своих исторических территориях, так и на новых пространствах. Религиозные ценности продолжают определять идентичность многих современных сообществ.
2.2. На фоне всемирного динамичного развития религиозных традиций исключительное положение занимает регион Западной и Центральной Европы, США и Канады. Речь идет о территориях Западной или Северо-Атлантической цивилизации, где подвергаются жесткой ревизии основанные на религии моральные нормы, изгоняются из публичного пространства проявления традиционного образа жизни, в законодательном порядке утверждается воинствующий секуляризм.
2.3. Отказ от религиозного мировоззрения является одной из важнейших черт современной стратегии западных элит, претендующих на мировую гегемонию. Искоренение традиций, упразднение религиозного многообразия, духовная унификация человечества является в этой стратегии обязательным условием создания глобального мира. Такая унификация подразумевает не только преодоление национальных и культурных границ, но и преодоление национальных и цивилизационных идентичностей, государственных и культурных суверенитетов.
Секулярное мировоззрение, активно экспортируемое Западной цивилизацией, призвано разрушить внутреннее духовное ядро других цивилизаций, лишить их самоидентификации и воли к продолжению самобытного существования. Одновременно секуляризм преподносится как выгодная оферта, предложенная незападным элитам. Отказываясь от защиты собственных национальных и цивилизационных ценностей, они таким образом якобы не предают своё общество ради западного, но возвышаются от частного к общему, от национального и регионального к универсальному и вселенскому.
2.4. Фактически набор секулярных ценностей, доминирующий сегодня в сознании западных элит, нельзя рассматривать как результат полного отказа от религиозных «предрассудков»: догматов, нравственных табу и культовых практик. Несмотря на внешне сугубо материалистическую риторику, новое атеистическое мировоззрение приобретает явственные черты квазирелигии, со своими догматами, иррациональными табу и элементами культа, со своими проповедниками и прозелитами, «святыми» и «мучениками», со своими «анафемами» и «религиозными войнами».
При этом секулярная квазирелигия отнюдь не является вершиной мирового религиозного развития, обобщающей и венчающей духовный опыт человечества. Совсем наоборот, её догматы построены на отрицании религиозного опыта предшествующих поколений. Она не объединяет национальные традиции, а вступает с ними в жёсткую, непримиримую конфронтацию.
2.5. По существу такое мировоззрение может быть признано «антирелигией», навязывающей вульгарно-материалистический образ мира, низводящей человека до уровня «социального животного». Вокруг такого «духовного ядра» формируется своего рода «антицивилизация», стремящаяся к концу истории как к концу существования человека. На её горизонте уже маячит трансгуманизм, означающий преодоление человеческой сущности, конструирование существа с принципиально иной природой и, соответственно, общества, основанного на принципиально иных началах.
2.6. Став эпицентром формирования «антицивилизации», Западный мир вступил в конфликт со своей собственной христианской традицией, со своими историческими и культурными ценностями. Налицо агрессивная дехристианизация Европы и Северной Америки, последовательный демонтаж христианских духовных оснований их культурной сферы и правовой системы. Этот разрыв болезненно воспринимается европейским и североамериканским обществом, встречает сопротивление сторонников традиционной нравственности.
В силу углубляющегося культурного и духовного расхождения возникает необходимость разделить понятия «Новый Запад» и «Христианский Запад», «Северо-Атлантическая цивилизация» и «Европейская христианская цивилизация». Если классический Запад, основанный на христианском милосердии и тесно связанной с ним светской гуманности, отстаивал нравственное достоинство личности и её верность закону как естественному порядку вещей, то «Новый Запад» несёт постмодернистскую идею «смерти субъекта», трансгуманизм, массовую антикультуру, господство потребительских инстинктов и воинствующий секуляризм.
Именно «Новый Запад», вдохновляемый по сути антигуманными целями, становится зародышем глобальной «антицивилизации», которая угрожает бытию всех цивилизаций планеты, включая классическую Европейскую цивилизацию.
2.7. Такой конфликт внутри западного общества стал продуктом его длительной дуалистической эволюции. С момента своего формирования западное общество несло в себе как христианское взыскание истины, так и люциферианское самомнение. Самоотверженное стремление к познанию истины стало духовной основой выдающихся успехов Западной Европы в области науки и культуры, технологий и международной коммуникации. Люцеферианская гордыня приводила к таким эксцессам как кровопролитие именем Христа (крестовые походы и инквизиция), она стала духовной основой западной колониальной экспансии, теории «высших и низших народов», гитлеризма.
Современное мировоззрение «Нового Запада», несмотря на радикальную смену риторики и подчёркнутое дистанцирование от своего агрессивного исторического наследия, является продуктом того же люцеферианского эгоцентризма. В его сердцевине лежит убеждённость современных западных элит в своей избранности, в своём неизмеримом превосходстве над носителями традиционных воззрений (в том числе над европейскими и американскими верующими), а также представление о ничтожной ценности иных культур и построенных на их основе человеческих обществ.
2.8. Другая тенденция мирового развития представлена формирующейся многополярной системой цивилизаций. Каждая из мировых цивилизаций представляет собой наднациональное сообщество, отличающееся от других своеобразием исторической судьбы, культуры и религии.
Если в начало ХХ века планета вступала под знаком очевидного доминирования Западной цивилизации, добившейся заметного превосходства над своими соседями и навязывавшей им свои культурные приоритеты, то столетие спустя наблюдается снижение удельного веса Запада в жизни человечества и своего рода «эмансипация» остальных цивилизаций, укрепляющих свою самостоятельность.
При этом традиционные вероисповедания в обществах, возрождающих свой культурный суверенитет, не только выполняют функцию связи человека с Богом, но становятся важным компонентом коллективной идентичности. Для значительного количества людей обращение к вере предков становится вопросом верности национальному духовному наследию и неприятия внешней культурной экспансии.
Стремление к духовному суверенитету и сохранению национальной самобытности является ещё одним из факторов «возвращения Бога», происходящего в современную эпоху, и в значительной степени определяет религиозную картину мира.
2.9. Между различными цивилизациями присутствуют более или менее отчетливые культурные и географические границы, что отнюдь не делает их «линиями фронтов» третьего тысячелетия, как предполагают некоторые сценарии будущего, рождённые в лабораториях «нового мирового порядка».
Несмотря на то, что каждая из мировых цивилизаций опирается на религиозные истины, претендующие на универсальную ценность, большинство из этих цивилизаций никогда не претендовало на глобальное доминирование ценой подавления и уничтожения других обществ. Традиционными обществами накоплен огромный опыт динамичного сосуществования, исключающего непримиримый антагонизм. И сегодня целый ряд крупнейших мировых цивилизаций опирается на религиозные ценности, которые ведут к мирному сосуществованию и созидательному взаимодействию. Среди таких традиций следует выделить конфуцианство и буддизм на Дальнем Востоке, индуизм в Индии, православное христианство в России, католическое христианство в Латинской Америке и тропической Африке. Для этих обществ явно предпочтительна модель глобального единения человечества, достигнутая не путём унификации, а на основе уважения исторически сформировавшихся культурных и религиозных традиций. Тогда стратегией мирового развития станет не упразднение религиозного разнообразия, а поиск взаимоприемлемого согласия, упрочение набора ценностей, значимых для всех ведущих вероисповеданий.
Есть серьёзные основания ожидать, что христианские общины Западной Европы и Северной Америки, равно как и светские сторонники классической европейской культуры, поддержат эту стратегию глобального развития и примкнут к единому фронту традиционных религий, противостоящему наступлению «антицивилизации».
2.10. Безусловно, объединение традиционных религий вокруг многополярного проекта глобального развития не может означать их вероисповедного слияния. Различные религии включают в себя системы ценностей, среди которых можно найти общие (например, любовь, единство, справедливость). Для плодотворного межрелигиозного диалога необходимо искать общие ценности и совместно защищать их. Однако идея объединения действующих церквей и религиозных общин в некую интегральную «мега-религию» не снискала серьёзной поддержки ни в одном из современных обществ. Распространение религиозного синкретизма следует рассматривать не как новый этап в эволюции религиозного мировоззрения, а скорее как манипуляционный приём в экспансии секулярной «антицивилизации», как переходный этап для сознания тех людей, кто согласился с необходимостью глобальной унификации, но ещё не готов ради этой цели отказаться от Бога.
2.11. Гораздо более перспективным надо признать формирование международной системы правовых и этических координат, опирающихся на общие ценности, присущие ведущим мировым религиям. Такие ценности, как любовь, мир, милосердие, справедливость, осуждение неправедного стяжательства и иных пороков, присущи практически всем вероисповеданиям. Эти ценности можно назвать «ценностями жизни» или конструктивными ценностями, так как они ориентируют человека на духовное саморазвитие, создание семьи и продолжение рода, укрепление солидарных социальных связей, духовно-созидательных общественных институтов, на отказ от поисков эгоистического удовольствия любой ценой.
Западный проект, отвергающий нравственный идеал и усматривающий абсолютную ценность в свободе выбора, любой поведенческой модели, которую формирует для себя автономная личность, — сознательно или бессознательно подталкивает человека к деградации и саморазрушению. Этот проект не может быть направлен на достижение безопасности и процветания человечества. Для плодотворного межрелигиозного диалога необходимо поставить ценности жизни во главу угла и совместно защищать их. Ответственные участники диалога цивилизаций должны договориться сегодня об основах и принципах взаимодействия, о географической конфигурации цивилизаций, о судьбе многочисленных диаспор и религиозных меньшинств в многосоставных, полиэтнических и поликонфессиональных государствах. В противном случае в выигрыше окажутся представители «антицивилизации», которые стремятся управлять глобальным миром, используя межнациональные и межрелигиозные противоречия по сценарию «столкновения цивилизаций».
2.12. Особое место в религиозно-секулярной картине Земли занимает мусульманский мир. Здесь мы наблюдаем взрыв религиозного экстремизма, связанного прежде всего с радикальной трактовкой ислама. Представители целой группы радикальных течений выдвигают свой проект глобальной унификации, построенный не на отказе от религии, а на предельно строгом исполнении её предписаний. При этом преодоление религиозного разнообразия планируется осуществить не через отказ от всех вероисповедных традиций вообще, а через абсолютное преобладание единственной традиции.
Идеалом мироустройства в этом проекте представляется всемирная теократия — халифат, путь к которому, согласно некоторым трактовкам, пролегает через насилие и подавление инакомыслия, вплоть до физического уничтожения «неверных». В отличие от проекта «антицивилизации», который предполагает расчеловечивание личности путём искусственного создания новых, постомодернистских смыслов и сущностей, проект околоисламского экстремизма ведёт к расчеловечиванию через возвращение к ветхим, первобытным смыслам, к животной логике взаимного истребления. Приверженцы данного проекта ведут «священную войну» против инаковерующих и инакомыслящих, в которой используют террор и массовые казни, в том числе публичные, и беспощадно разрушают чужие святыни и памятники культуры.
Очаги религиозного экстремизма в исламском мире имеют тенденцию к умножению, представляя реальную угрозу для всё большего количества жителей Земли.
2.13. Обычно именно действия религиозных экстремистов исламского мира приводят в качестве примеров сторонники секулярного проекта, стремящиеся доказать разобщающую роль религии в международных отношениях и тяжкие последствия религиозного фундаментализма. Однако, несмотря на вызывающую дерзость и демонстративный театральный эффект насильственных актов, совершаемых псевдоисламскими экстремистами, общее число погубленных ими жертв пока не может идти ни в какое сравнение с числом жертв атеистических тоталитарных режимов ХХ века и даже с числом жертв экспансивной политики секулярных западных демократий. Поэтому провозглашение исламского фундаментализма мировым полюсом зла, а тем более обобщающая экстраполяция этого отношения на религиозных традиционалистов всех вероисповеданий представляется чрезмерным преувеличением.
Необходимо признать, что исламская традиция вовсе не отличается исключительной жестокостью и нетерпимостью, как это демонстрируют действия исламских экстремистов. На протяжении длительных исторических эпох государства мусульманских народов отличались существенно большей веротерпимостью, чем, в частности, государства Западной Европы. Сосуществование разных мазхабов внутри суннитского течения ислама является убедительным доказательством нетоталитарной природы исламского вероучения. Поэтому необходимо различать сообщество традиционного ислама и новое, формирующееся на наших глазах, агрессивное сообщество приверженцев воинствующего глобального проекта.
2.14. Следует также отметить, что исламский экстремизм, как и радикальные действия приверженцев других вероисповеданий, в разных концах планеты во многом спровоцированы бесцеремонной экспансией секулярного проекта и являются неадекватным ответом на вторжение чужих ценностей. Чем энергичнее силы секуляризма стремятся разрушить традиционное религиозное общество, тем более ожесточённую реакцию они порождают. Поэтому проблему исламского терроризма следует рассматривать не как автохтонную проблему исламского мира, но как составную часть всемирного мировоззренческого кризиса, эпицентр которого расположен не на Ближнем Востоке, но в Северо-Атлантическом регионе планеты.
При всём своём внешнем антагонизме приверженцы атлантической «антицивилизации» и псевдоисламского экстремизма нередко выступают единым фронтом с целью разрушения стабильных традиционных обществ, что наблюдалось не только в Сирии, Ираке, Северной Африке, но также на территории Китая, Балкан, в России и Средней Азии. По существу, две эти силы выступают как молот и наковальня единого разрушительного процесса, препятствующего возникновению равновесного многополярного мира.
2.15. В наиболее трагическом положении между западным секуляризмом и исламским экстремизмом оказались христиане Азии и Африки. В глазах исламских фундаменталистов христианство ассоциируется с западными ценностями и отвергается наряду с теми эксцессами современной «антицивилизации», которые в равной степени осуждены христианством. Ненависть к христианам, выливающаяся в регулярные акты террора, в немалой степени порождена ненавистью к экспансивной западной политике и культуре, то есть подпитывается не столько религиозными, сколько политическими мотивами. При этом радикалы зачастую не осознают, что современная западная элита, поощряющая карикатуры на основателя ислама или пропагандирующая аборты, уже не может считаться христианской, и нет никаких оснований распространять гнев, вызванный подобными действиями западных элит, на христианские общины.
С другой стороны, западные элиты не желают признать, что христиане Азии и Африки оказались заложниками атлантической политики, и не оказывают им должной помощи в условиях гонений. Сама проблема террора, развязанного исламскими фундаменталистами против христиан, замалчивается в западных СМИ, которые уделяют гораздо больше внимания ничтожным, в сравнении со страданиями гонимых христиан, проблемам ЛГБТ-сообщества. Так, например, европейские и североамериканские элиты активно обсуждали возможный бойкот Зимней Олимпиады в Сочи из-за того, что Россия ввела всего лишь административные штрафы за пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних, хотя одновременно тем странам исламского мира, где проповедь иных религий влечёт суровую уголовную кару, претензии с такой остротой не предъявлялись.
Это ещё одно свидетельство стремительной дивергенции понятий «Запад» и «Христианский мир», подтверждающее, что Европа и Северная Америка утрачивают статус центров мирового христианства.
2.16. Россия исторически является центром Русского мира, особой цивилизации — как в собственных глазах, так и с позиции других государств. Как и все крупные цивилизации, Российская цивилизация имеет сложную структуру и поликонфессиональный состав, однако духовные ценности, обеспечившие формирование этой культурно-исторической общности, тесно связаны с православным христианством. Основу Русского мира составляет каноническая территория Русской Православной Церкви. Таким образом, это понятие относится не столько к геополитике, сколько к геоэкклезиологии.
В настоящее время Российская цивилизация подвергается наиболее интенсивному натиску Западной. Потерпев неудачу в культурной колонизации глобального Юга, Запад рассматривает территорию России как последний естественный резерв своего роста. При этом уверенность в успехе культурной ассимиляции подкрепляется ощущением исторического родства, культурной и географической близости двух цивилизаций.
Одним из важнейших препятствий на пути поглощения Русского мира Западным оказывается стойкая позиция Русской Православной Церкви, сохраняющей верность древним догматам и не признающей первородства западноевропейской духовной традиции. Поэтому среди технологий разрушения Российской цивилизации присутствуют антиправославная, антицерковная пропаганда, а также стремление «проглотить пирог по частям», разделив единую каноническую территорию Московского Патриархата на новые, отдельные юрисдикции, созданные по национальным или политическим мотивам.
2.16. В XXI столетие Российская цивилизация вступила в состоянии очевидного религиозного ренессанса. Причинами подъёма религиозных чувств стали, с одной стороны, возвращение Церкви в публичное пространство после долгого периода гонений, приобщение новых поколений к богословской мысли предшественников, с другой стороны — обращение к православному христианству как средству национальной и цивилизационной самоидентификации. С учётом этого, православному христианству предстоит сыграть чрезвычайно важную роль в формировании российского общенационального и общецивилизационного мировоззрения.
Россия имеет богатый исторический опыт сосуществования народов и религиозных общин без тенденций к их ассимиляции и унификации. Этот опыт может представлять большую ценность при выработке модели многополярного мира, обеспечивающего добрососедское сосуществование цивилизаций с разными религиозными традициями.
Особое значение для судеб мира может иметь российский опыт успешного взаимодействия христианства и ислама. Глобальная роль России также может заключаться в том, что она способна выступить мостом между союзом традиционных незападных обществ, противостоящих атлантическому секуляризму, с одной стороны, и европейскими христианскими традиционалистами, с другой.
2.17. В период крупных цивилизационных сдвигов и потрясений к России обращаются взоры не только православных христиан, оплотом и защитником которых она традиционно считалась. На Россию как на хранительницу христианской традиции с надеждой начинают смотреть консервативные европейцы, теряющие духовную почву под собственными ногами. Одновременно от России ждут спасения гонимые христиане Азии и Африки, преследуемые исламскими радикалами и преданные секулярным Западом.
Не исключено, что в XXI столетии Россия сможет принять на себя роль организующего центра всего христианского мира, существующего внутри разных цивилизаций.
3. Современное государство: соотношение религиозного и светского начал
3.1. Исторически все без исключения государства опирались на этический фундамент религии или сакральной философии (фанцзя и конфуцианство в Китае). При этом принципы вероисповедной политики существенно разнились: государство могло признавать равноценность нескольких культов (например, включая богов присоединённых народов в официальный пантеон, как в Римской империи), отдавать предпочтение только одной религии без притеснения остальных (христианская империя Константина Великого), вводить ограничения для инаковерующих (мусульманская Османская империя) или запрещать иные исповедания даже под страхом смерти (католическая Испания после реконкисты).
Так или иначе, сакральные начала считались основой любого общественного мировоззрения, со священным нравственным законом сообразовывалась всякая правовая система. В то же время противоречия принятых на уровне государства сакральных ценностей с ценностями других вероучений нередко приводили к притеснению и даже преследованию инакомыслящих.
3.2. В XVIII-XIX веках получила распространение концепция светского государства, вызванная не столько ослаблением религиозности населения, сколько стремлением обеспечить равные права и, соответственно, равную лояльность разных вероисповедных групп.
Светский характер государства предполагал прежде всего отсутствие у религиозных общин функций органов власти. Он также приводил к прекращению преследований в отношении инаковерующих, снятие ограничений в отношении их гражданской активности, отмену дополнительных тягот и уравнивание в правах с остальным населением. Государственная политика становилась нейтральной прежде всего в персональном отношении, позволяя каждому индивидууму свободно строить свою жизнь, отправлять культ и делать государственную карьеру, независимо от принадлежности к тем или иным вероисповеданиям и религиозным общинам.
При этом светское государство могло сохранять особое отношение к той религии, которая внесла важный вклад в культурную жизнь и ценностный фундамент данного общества: оказывать финансовую поддержку, подчёркивать её роль при соблюдении государственных ритуалов и даже совмещать статус главы традиционной церкви со статусом главы государства (например, Великобритания). К концу ХХ века более половины государств планеты официально признали себя светскими.
3.3. Закономерно, что пионерами становления светской государственности выступили государства с христианской традицией. Утверждение ценности человеческой личности и ее прав стало следствием духовного воздействия христианства на политическую и правовую культуру европейских народов. Почвой для такого мировоззрения стало утверждение о богоподобии человеческой личности, о предоставленном ей свыше праве свободного выбора своей судьбы. Именно евангельское откровение возвысило человеческую личность над космосом, что дало основание увидеть ее свободным существом, наделенным правами и обязанностями.
При этом нельзя не заметить, что светские государства в Европе, используя изначальные христианские интуиции народов, обычно рождались в ходе жесткой борьбы с христианской церковностью, включая прямые гонения. На развитие этих государств повлияли круги, заинтересованные в ослаблении и отмене религиозных норм, сдерживавших развитие некоторых сфер экономики, а также антихристиански настроенные тайные общества и революционные движения.
Положительное начало в политике светского государства выражается в неприятии агрессивного и безнравственного навязывания личности унифицирующего мировоззрения и образа жизни. Такая позиция, защищающая нравственное достоинство человека, имеет христианские истоки. Поэтому позитивная сторона светскости тесно сопряжена с христианским утверждением человеческого достоинства человека.
3.4. Однако идея светского государства, изначально не противоречащая религиозным ценностям (в этом смысле светским государством можно считать Восточную Римскую империю Константина Великого), все чаще рассматривается как антагонист религиозного мировоззрения. В таком случае процесс секуляризации (обмирщения) имеет своей конечной целью не нейтральное по отношению к религии государство, а полностью «преодолевшее религию» общество.
На современном Западе теория секуляризации превратилась в инструмент фронтальной атаки на религиозные ценности. Светскость, секулярность всё более отождествляется с воинствующей антирелигиозной позицией, делается неотличимой от агрессивного требования дехристианизации (реже — деисламизации) общества.
3.5. «Нейтральность» государства при таком подходе начинает пониматься не как равноправный доступ разных вероисповеданий в публичную сферу, а как «очищение» публичной сферы от любых форм религиозного влияния, что неизбежно приводит к утрате равенства прав верующих и неверующих граждан. При таком ходе вещей светскость перестает быть критерием духовного нейтралитета и перестаёт осуществлять функцию непредвзятого правового арбитража.
В секулярном государстве описанного типа принципиально меняется правовая система в связи с пересмотром фундаментальных источников права. Права человека утрачивают свою связь с естественным правом — представлением о нравственном законе. Происходит забвение этого закона как основы прав и достоинства личности. Правовая система становится текучей и аморфной, так как на место незыблемых заповедей, данных Богом, выдвигается принцип общественного договора, который может непрерывно пересматриваться в зависимости от расстановки политических сил.
На словах концепция «общественного договора» апеллирует к гражданскому равноправию и свободе личного выбора, который простирается до тех пределов, в каких не нарушает свободы других индивидуумов. Фактически же принципы равноправия и свободы в обществе воинствующего секуляризма не соблюдаются, и у этой асимметрии нет логического объяснения. Если в публичном пространстве легитимно присутствует этничность или сексуальная ориентация, секуляризм не в состоянии объяснить, почему религия тоже не может там присутствовать. Если допустима публичная пропаганда и агитация различных идеологических групп, то почему неприемлема публичная религиозная проповедь?
Выражаясь предметно, если присутствие государственного чиновника на гей-параде в ряде штатов США уже считается обязательным условием соблюдения толерантности, то почему публичное участие государственных деятелей в крестном ходе или намазе воинствующие секуляристы критикуют как недопустимое сближение власти и религии? Если две женщины получают право образовать брачный союз между собой, то почему в ином случае две женщины не могут заключить брачный союз с мужчиной? Если разрешена одежда, подчеркивающая принадлежность к различным субкультурам, то почему ограничениям подвергаются хиджаб или крест? Чья свобода при этом нарушается? Каковы оправдания такого неравенства?
3.6. Реальное положение дел в мире агрессивного секуляризма свидетельствует, что государство не соблюдает мировоззренческий нейтралитет, а отдаёт очевидное предпочтение определённому идеологическому направлению. Правовая система строится в соответствии с установками господствующей идеологии, которая претендует на следование началам рационализма.
Однако многие принципы данной идейной концепции не поддаются рациональному объяснению. Это означает, что мы имеем дело с секулярной квазирелигией, которая заняла место воинствующего клерикализма, осуждаемого ею в прошлом и настоящем.
Причём, осуждая право, возникающее из религиозных догматов, как систему ограничений иррациональной природы, препятствующую самовыражению меньшинств, поборники новой квазирелигии опираются на ещё более иррациональные побуждения и ограничивают самовыражение не только религиозных меньшинств, но порой и большинства сограждан. Секулярный иррационализм гораздо менее обоснован, нежели религиозный, хотя бы потому, что вера опирается на многовековую традицию, проверенную духовным и житейским опытом человечества, а секуляризм обращается к сиюминутным желаниям и предпочтениям, которые не прошли проверку временем.
Таким образом, противоречие между религиозным и секулярным мировоззрениями сводится не к конфликту иррационального и рационального, но прежде всего к конфликту вечного и временного (что полностью соответствует этимологии латинского слова saecularis — временный, относящийся к определённому историческому периоду, к веку сему).
3.7. Секулярная квазирелигия приписывает сакральное значение человеческому эгоизму, свободному от всяких духовно-нравственных «предрассудков». Камуфлируя свою сущность апелляцией к рационалистическому мышлению, она отличается агрессивной нетерпимостью к подлинной религии и всему спектру традиционных ценностей. В своей крайней форме иррациональный секуляризм ведёт подлинную «религиозную войну» против традиционной духовности, преследуя конечную цель полного исчезновения «противника». При этом государство, принявшее такую идеологию в качестве господствующей, становится инструментом мировоззренческого влияния на умы граждан, инструментом подавления социальной роли религии.
Одной из проблем становится асимметричное заполнение информационного пространства, в котором верующие в соответствии с принципом толерантности лишены права критиковать образ жизни и принципы своих оппонентов, а за воинствующими атеистами признаётся право не только критиковать, но даже публично оскорблять и хулить религиозные святыни (здесь можно вспомнить поставленную во Франции пьесу «Пикник на Голгофе», действие которой христиане расценили как богохульство; историю с демонстративной публикацией карикатур на пророка Мухаммеда и многое другое).
По мере упрочения секулярной квазирелигии последовательно ограничиваются возможности верующих жить в соответствии с религиозными представлениями. Из публичной жизни вытесняются такие прежде органично вписанные в общественный быт явления, как иконы, распятия, рождественская ель, сам факт существования которых якобы дискриминирует атеистическую часть общества. Несмотря на то, что верующие являются налогоплательщиками, секулярное государство запрещает изучение Закона Божия в системе государственного образования и одновременно отказывается дотировать религиозные детские и учебные учреждения, созданные в частном порядке.
Самой худшей формой насилия над чувствами верующих является даже не ограничение жизни согласно религиозным заповедям, а принуждение к их прямому нарушению. Например, с 2008 года в Великобритании неоднократно подвергались штрафам христиане — владельцы гостиниц — за отказ предоставлять совместные комнаты гомосексуальным парам. Также британские власти вынудили закрыться католические агентства по усыновлению, которые отказывали гомосексуальным парам в праве на усыновление детей. Порицанию подвергаются не только государственные чиновники, отказывающиеся в соответствии со своими убеждениями регистрировать такие пары в гражданском порядке, но даже священники, отказывающиеся такие пары венчать. В данном случае речь идёт о навязываемом извне пересмотре религиозных догматов, грубейшим образом нарушающем принцип свободы совести.
3.8. В новых условиях некоторые религиозные общины (например, амиши) стремятся изолироваться от государства, создав замкнутые анклавы, внутри которых надеются вести добродетельную жизнь. Как в своё время группы верующих спасались от религиозных преследований, угрожающих самому их бытию, удаляясь от своих гонителей в физическом пространстве, так ныне, избавляясь от духовного давления, люди делают попытку удалиться от враждебного мира в пространстве духовном.
Но попытки отгородиться от государства «стеной добродетели», заключить самих себя в гетто обречены на неудачу. Секулярное государство настойчиво вторгается в пространство частной жизни, делая невозможным существование изолированного уклада. Средством вторжения выступает не только агрессивная информационная среда, но и строгое требование соблюдения законов, в том числе неприемлемых для верующих. Например, невозможно уклониться от уплаты налогов, в том числе идущих на финансирование абортов.
Наиболее действенным способом разрушения «стены добродетели» становится всё более широко практикуемое вмешательство государства в воспитание детей. Развитие институтов ювенальной юстиции позволяет изымать детей из семей, практикующих ограничение питания в пост, запреты на просмотр определённых передач или на использование определённых игр. Такой порядок ставит процесс воспитания под более суровый контроль современного государства, нежели при тоталитарных режимах ХХ века.
Таким образом, отчуждение права от традиционных духовно-нравственных норм становится основой для трансформации современных демократий в новые тоталитарные системы, существо которых составляет диктатура идеологически одержимых меньшинств, исповедующих секулярную квазирелигию.
3.9. Воинствующий секуляризм, бурно расцветший в XXI столетии, имеет свои истоки в предыстории Западной цивилизации.
Именно после разделений, произошедших в Христианской Церкви, религиозное мировоззрение в Западной Европе стало приобретать тоталитарный характер обязательной государственной идеологии, поддерживаемой всеми средствами закона. Протест против такой абсолютизации бурно проявился в эпоху Просвещения, однако острие этого протеста было направлено не против примата тоталитарного права над нравственными заповедями (иначе выражаясь, примата закона над благодатью), а против церковной традиции.
Эпоха Просвещения носила ярко выраженную квазирелигиозную окрашенность и породила целый ряд мистических движений и сект, претендующих на роль «истинной религии» и «истинного просвещения». В созданных ими проектах образцового государственного устройства «золотой век» связывался с упразднением традиционных религий и заменой их воспитательной роли тотальным государственным контролем. Залогом общественной нравственности объявлялось не духовное преображение человеческой личности, а неукоснительное соблюдение «идеальных законов», обеспечиваемое государственными чиновниками — по существу священниками нового учения. Отсюда вытекает квазирелигиозный и антитрадиционалистский характер европейского секуляризма, ставящего искусственно созданные, злободневные правовые нормы выше вечного нравственного закона.
3.10. Другой источник принудительной секуляризации — в распространении экономизма как особого мироощущения и мировоззрения, превращающего хозяйство из средства для достойной жизни в главную цель человеческой жизни. Роль квазирелигиозного идеала в таком случае выполняет не идеальная правовая система, а максимально эффективная система экономики, стремящаяся к максимальной норме прибыли. С утратой понимания служебной роли экономики по отношению к человеку, обществу и государству, возник «сокращённый облик человека» — лишенного духовных потребностей эгоиста-потребителя, homo economicus.
Утверждение экономического мышления в странах Западной Европы потребовало дехристианизации общественного пространства ради легализации ростовщичества. Негативное отношение отцов Церкви к ссудному проценту и то противодействие, которое встречал культ потребления со стороны христианской морали, было объявлено препятствием на пути экономического развития и, как следствие, на пути прогресса как такового. Отсюда была выведена обязанность государства бороться с «религиозными предрассудками», содействуя таким образом повышению прибыльности в экономической сфере.
Прообраз современной секулярно-антихристианской идеологии складывается в Западной Европе ещё в XVIII веке. Так, например, в трудах основоположника утилитаризма Иеремии Бентама главной мотивацией человеческой деятельности объявлены эгоистические интересы. Бентам защищал ростовщичество, требовал упразднить христианскую мораль и любые проявления альтруизма, отменить санкции против гомосексуализма, лесбиянской любви и скотоложства, создать «идеальные тюрьмы», функциональной задачей которых станет рентабельное использование рабского труда заключённых. В утилитарной вселенной Бентама, где мораль подчинена пользе и выгоде, а многомерная глубина человеческой личности заменена одномерной денежной шкалой, явно просматривается идеологическая база принудительной секуляризации в современной Западной Европе.
3.11. Законодатели мод в западном общественном мнения стремятся представить секуляризацию в виде необратимого естественного процесса «преодоления религии», с помощью которого происходит устранение препятствий для прогрессивного развития.
Однако современное состояние незападных цивилизаций свидетельствует о том, что модернизация общества может происходить параллельно с укреплением традиционных религий. Необходимой связи между модернизацией и секуляризацией не существует. По мере технического прогресса религия продолжает устойчиво сохранять значение универсальной культурной матрицы, влиять практически на все области жизни общества, сознание, поведение, быт, стили жизни людей. Государственная политика и правовые системы быстро развивающихся незападных обществ также продолжают во многом определяться религиозными ценностями.
3.12. Чрезвычайно важно отметить, что принудительной секуляризации сопутствует фронтальная атака на все многообразие идентичностей человечества — этнических, национальных, цивилизационных, половых. Однако борьба за утверждение идентичности становится одной из важнейших целей государственной политики в большинстве регионов мира. Сохранение национальной и религиозной идентичности нередко оказывается залогом государственной независимости. Поэтому для значительного числа государств задача секуляризации, навязываемая западными идеологами, оказывается несовместимой с задачей обеспечения своего суверенитета.
Вместе с тем, государства практически всех незападных цивилизаций, в отличие от европейских стран, не строились по узкому этническому принципу и потому имеют сложный многонациональный и поликонфессиональный состав. Этот факт делает мало приемлемым государственное строительство на фундаменте религиозных норм единственного вероучения. В данных условиях возникает потребность в новой модели светского государства, которое способно обеспечить равные права гражданам разных мировоззренческих групп, не отказываясь при этом от базовых религиозных ценностей и подерживая религиозную идентичность государствообразующих народов.
Подходы, в рамках которых отрицание религиозных ценностей уступает место уважению к религиозным ценностям разных вероучений, а национальная правовая система строится на базе общего знаменателя религиозных ценностей, одинаково приемлемого для представителей важнейших традиций, сегодня практикуются в разных частях планеты. Например, в Индонезии вера в Бога как государственный принцип заложена в первую статью Конституции, при этом статус государственных получили сразу несколько традиционных религий: ислам, индуизм, католицизм, протестантизм, буддизм. В России, при полном правовом равенстве всех вероисповеданий, государство обращает особое внимание на четыре традиционные религии проживающих здесь народов — православное христианство, ислам, иудаизм, буддизм — которым, в частности, обеспечивается защита от нападок воинствующего секуляризма.
Задача преодоления ограниченности евроцентристских теорий секуляризации и светскости, выработки новой оптики анализа, позволяющей светскому государству опираться на нравственный закон, на вечные религиозные ценности, остаётся серьезным вызовом для современного гуманитарного знания.
3.13. Противостояние воинствующему секуляризму не снимает с повестки дня другую, имеющую более глубокие исторические корни, угрозу, порождённую вызовом государства, где дискриминации и преследованиям подвергаются граждане, не являющиеся приверженцами господствующей религии. На сегодня такие явления по степени своей несправедливости и жестокости существенно превосходят несправедливость секулярного общества.
Так, в Саудовской Аравии не только запрещены публичные богослужения немусульман, но даже карается смертной казнью переход в другую религию из ислама. Аравийские христиане или индуисты вынуждены тайно исповедовать свою веру, как тайно исповедовали ислам или иудаизм жители Испании в эпоху Изабеллы и Фердинанда.
Тревогу вызывает наметившаяся тенденция к расширению географии и масштабов религиозного насилия, применяемого или поощряемого на государственном уровне. Если в ХХ веке число светских государств, практикующих религиозную терпимость, увеличивалось, то к началу XXI столетия мы стали свидетелями обратных процессов, когда всё большее число государств, особенно в Юго-Западной Азии и Африке, навязывает «правильную религию» своим гражданам и карает за «вероотступничество».
3.14. Одной из недостаточно дискутируемых причин снижения веротерпимости стал экспорт европейских парламентских моделей государственного устройства.
В традиционной модели за образец общественного устройства принимается семья, где глава государства выполняет функцию отца. При таком мировосприятии глава становится покровителем не только религиозной общины большинства, но и всех остальных общин, членов которых рассматривает как часть своей огромной семьи. В ряде случаев авторитарные лидеры допускают ущемление прав религиозных общин, к которым не принадлежат сами (как глава семьи может ущемлять права неродных детей по сравнению с родными), но, как правило, не допускают откровенных гонений и стремятся сохранить общенациональное единство.
Трансплантация на традиционную почву парламентских моделей управления, где отсутствуют государственные лидеры, принимающие на себя пожизненную ответственность за всю страну, а решения принимаются обезличенным арифметическим большинством, в корне меняет положение религиозных меньшинств. Они начинают рассматриваться не как «приёмные братья», принадлежащие к той же семье, а как представители соперничающей партии, как непримиримые конкуренты, подлежащие вытеснению из данного социума, в том числе вытеснению физическому.
Яркими примерами таких трагических метаморфоз стали совершённые при поддержке западных стран антиавторитарные революции в Ливии и Египте, свержение авторитарного режима путём внешней агрессии в Ираке. Во всех указанных случаях (как и в случае развязанной при внешней поддержке гражданской войны в Сирии) религиозные меньшинства оказались под угрозой настоящего геноцида. Например, число жертв среди христиан в результате «демократизации» перечисленных стран исчисляется тысячами, число вынужденных беженцев — сотнями тысяч.
Напротив, реставрация авторитарных методов руководства в Египте позволила восстановить государственную политику веротерпимости и спасти от преследований десятимиллионную коптскую общину, а также другие религиозные меньшинства этой страны, без какого-либо ущерба исламским ценностям, которые разделяет большинство египетского населения.
3.15. Особая разновидность проблем возникает во взаимоотношениях верующих с государством, которое соблюдает по меньшей мере формальное равенство всех религиозных групп, но вместе с тем активно вмешивается во внутреннюю жизнь общин. Стремление государства влиять на жизнь религиозных общин, например, в таких вопросах, как формирование церковной иерархии, нередко приходит в острое противоречие с религиозными канонами и провоцирует конфликты. Не исключено, что развитие государственного патернализма приведёт к тому, что духовные лидеры разных религиозных учений будут превращены в сотрудников разных отделов единого чиновного аппарата. Таким образом может воплотиться в жизнь своеобразная версия слияния религий.
3.16. Наиболее перспективным следует признать современное государство с системой права, сочетающей общественный договор и религиозно-нравственные ценности, где под светскостью подразумевается не отторжение религиозности, а поиск общей нравственной основы, приемлемой для ведущих религиозных традиций. Отправной точкой для создания такой правовой системы можно признать Декалог — десятикнижие Моисея, положения которого разделяются как мировыми религиями, так и классиками светского гуманизма.
Сосуществование разных религиозных общин в случае несводимости их ценностных установок к единой правовой системе возможно регулировать более гибкими методами. Примером такой правовой автономии может служить применение шариата для мусульман Индии — индийское государство признаёт решения шариатского суда в тех случаях, когда представители мусульманского меньшинства по собственной инициативе предпочитают решать внутренние споры в рамках исламского права.
Насильственное применение норм религиозного права к лицам, не исповедующим данную религию, в любом случае следует считать неприемлемым. То же касается светских правовых норм, противоречащих совести верующих.
4. Заключение
4.1. Развитие позитивного научного знания не привело к упразднению религии. Напротив, сегодня противоречия между наукой и религией сглаживаются, и мир переживает новое религиозное возрождение.
4.2. Последовательный секуляризм не способен объединить людей, создав общую глобальную идентичность. Напротив, он приобретает черты квазирелигии, приходящей в конфликт со всеми традиционными религиями планеты.
4.3. На основе этой конфронтационной, воинствующей квазирелигии формируется своеобразная «антицивилизация», угрожающая бытию всех культурно-исторических цивилизационных типов планеты, подрывающая их нравственный фундамент и религиозную идентичность. Наибольший урон эта «антицивилизация» уже нанесла западноевропейской христианской цивилизации, в лоне которой была выношена и рождена. Это проявляется, в частности, в глубоком демографическом кризисе атеистической Европы.
4.4. Бесцеремонная экспансия секулярной антицивилизации провоцирует радикальный ответ псведорелигиозных экстремистов, действия которых отличаются крайней жестокостью, противоречащей любым религиозным канонам.
4.5. Борьба против унификации мира, угрожающей народам духовной ассимиляцией, приводит к тому, что религия начинает восприниматься многими людьми не как связь человека с Богом, а как маркер корпоративной идентичности. В случае, когда корпоративная функция религии выходит на первый план, страдает подлинная религиозность. Однако главной причиной такого искажения религиозного чувства сегодня служит не узость национального или общинного мышления, а сила враждебного унифицирующего давления, разрушающего привычные социальные связи между людьми.
4.6. Выходом из конфликтного состояния может быть только сохранение религиозных ценностей, отказ от модели воинствующей секуляризации, равно как от модели воинственного навязывания вероисповедания.
4.7. Оптимальной моделью современного государства следует признать государство, объединяющее религиозные и светские нормы и при этом не допускающее противоканонического вмешательства в жизнь Церкви. Светскость при этом надо рассматривать не как признак атеизма и равноудалённости от религиозных общин, а как равное приближение к базовым религиозным ценностям, поиск взаимоприемлемого общего знаменателя при создании государственной правовой системы.
4.8. Подлинными общечеловеческими ценностями, пригодными для создания мировой идентичности, следует признать не комплекс эфемерных атеистических и индивидуалистических установок, а набор вечных ценностей, общий для ведущих религиозных традиций. Примером таких вечных объединяющих ценностей служит Декалог. При этом важно подчеркнуть, что складывающаяся мировая идентичность не должна и не может отменить существующие религиозные, национальные и цивилизационные идентичности, но призвана обеспечить их мирное сосуществование на единой Земле.