В начале своей программы Александр Щипков напомнил зрителям, что манифесты бывают двух видов: политические (например, «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса) и художественные (имажинистов, футуристов и др.). «Богомолов – человек искусства, он театральный режиссер, – отмечает Щипков. –Тем не менее он взялся писать политический текст и выступает в данном случае как политический философ, чем, собственно, меня и заинтересовал. Прямо скажем, он не первый, а второй режиссер, который берется за политические тексты. Первый, как известно, Сергей Кургинян».
Манифест Богомолова в определенных кругах вызвал бурную дискуссию. Консерваторы заликовали, заявив, что в их рядах появилось новое имя, либералы обиделись и стали критиковать Константина Богомолова, – подчеркивает эксперт. По его мнению, поспешили и те, и другие.
«Россия стремилась в Европу, но Европа обманула»
В первую очередь Александр Щипков рассматривает утверждение Константина Богомолова о том, что Россия всегда стремилась в открытую свободную Европу, где для творческих неординарных личностей якобы существовала полная свобода для самовыражения, и где предприимчивый человек, будь это писатель, художник, бизнесмен, режиссер, мог реализовать свои творческие устремления, и реализоваться как личность, и реализоваться как профессионал.
Эксперт отмечает следующее: «В этих условиях, по представлению Богомолова, выживали сильнейшие, то есть лучшие, и эти лучшие и сильнейшие могли выдать на-гора новую музыку, новые постановки, новое производство и так далее. Но Европа обманула ожидания. И Константина Богомолова это беспокоит. Европа действительно за последние тридцать лет существенно изменилась. Она ввела новые правила поведения человека и заставляет его жить и существовать в рамках новой и узкой социальной нормативности. Именно это не нравится Константину Богомолову. Ему не нравится, что творческий человек сегодня повязан в Европе абсолютно новыми политическими и этическими условностями. У Богомолова есть свое объяснение произошедшему в Европе. Он утверждает, что Европа была травмирована нацизмом настолько сильно, что сегодня из страха снова впасть в крайность нацизма – на самом деле попадает в новую крайность, которую Богомолов называет этическим рейхом. Под «этическим рейхом» он понимает «этический фашизм». То есть те практики 1930-40-х годов уже не существуют, а философия нацистская, фашистская, с точки зрения режиссера, сохраняется и сегодня доминирует в Европе. И этот новый европейский режим – философия этического рейха – подавляет творческую личность. Небольшое отступление. Утверждением, что запад сегодня категорически выступает против нацизма, абсолютно неверно. Запад, безусловно, выступает против нацизма. Но он выступает против нацизма как против варварства, недопустимого в цивилизованных европейских странах. По отношению к другим странам, например, Восточной Европы, нацизм, с европейской точки зрения, абсолютно возможен и допустим. Они используют его как буфер, который помогает Европе противостоять России. И поэтому элементы нацистской идеологии мы можем наблюдать в некоторых странах Восточной Европы».
Сложный человек по-ницшеански и по-христиански
Далее Александр Щипков анализирует отношение Константина Богомолова к «сложному человеку»: «Богомолову не нравятся новые авторитарные практики, которые устанавливает у себя Европа. Ему не нравится агрессивный феминизм, экологический терроризм, подавление и наступательная позиция всех меньшинств и так далее, – говорит ведущий программы. – Богомолова полностью не устраивает полностью дисциплинарная система, которая сегодня полностью утвердилась в Западной Европе. И для того, чтобы объяснить эту систему и противостоять этой системе, Богомолов в своем тексте вводит понятие, философское понятие сложного человека».
Константин Богомолов утверждает в своем манифесте, что новая западная дисциплинарная система упрощает человека, делает ее роботом «с застывшей улыбкой», и что это «не улыбка культуры, а улыбка вырождения». Здесь Щипков соглашается с Богомоловым, который имеет ввиду, что примитивным, несложным человеком легко управлять:
«Да, он прав, потому что такое понятие как человеческий капитал появилось именно в Европе, потому что если в третьем рейхе из волос и кожи делали предметы быта, то в эпоху нового рейха, этического рейха, как выражается Константин Богомолов, человека тоже можно использовать, но другим способом эксплуатировать в своих интересах. Константин Богомолов объясняет, что такое сложный человек в его понимании: «…Человека одновременно высокого и низкого, ангела и дьявола, любящего и ненавидящего, верующего и сомневающегося». При этом любопытно, что Богомолов апеллирует к Достоевскому и говорит, что у нас, у наших писателей – например, у Достоевского – как раз сложный человек. А вот здесь я позволю себе не согласиться с Константином Богомоловым. То описание человека, которое он дает, никак не совпадает с пониманием человека Федора Михайловича Достоевского, который никогда не ставил ангела и зверя на одну доску. Он никогда не рассматривал эти начала как равноправные. Он оплакивал человека, который из ангела становился зверем. Он сочувствовал ему, он переживал за него, и он хотел ему помочь. И при этом Достоевский никогда не любовался черной стороной человека».
Сложность человека у Достоевского, подчеркивает Щипков, не в самом человеке, а в его взаимоотношениях с другими людьми, с социальной средой. У современных режиссеров-авангардистов иначе:
«На сцене у них один, два, три очень сложных персонажа. Каждый из них погружен в себя. А отношения между ними – примитивные. Поэтому спектакль рассыпается. И чтобы спектакль не рассыпался, они вводят эпатажные сцены. Герои могут ходить голыми. Персонажи Достоевского могут оказываться педофилами. Но и это не спасает. Театр все равно у них рассыпается, потому что у них нет связи между людьми, потому что каждый человек самостоятельный и невероятно глубок. Это видно из поэзии самого Богомолова. Почитайте его стихи – и вы увидите там только одного человека, самого Богомолова. Конечно, любой поэт пишет прежде всего о себе. Но вот Пастернак, можно сказать почти эгоцентричный поэт, но у него всегда, в каждом его произведении, есть другой человек, есть сложность взаимоотношений его лирического героя выстраивается вокруг другого человека».
«Вообще этическая симметрия и этическое равновесие добра и зла в принципе не свойственна русской литературе, русской культуре. И для Толстого, и для Достоевского, и для Пушкина, потому что равновесие добра и зла – это болезнь, это нарушение нормы», – резюмирует Александр Щипков.
Далее эксперт уточняет, в чем же сложность человека по-богомоловски: «Он представляет человека ницшеанского типа. Богомолов понимает человека по-ницшеански, будто в нем все прекрасно, включая зверство, включая зло. Это прямо противоположный подход по сравнению с русской классической литературой, которая зиждется на христианстве. Конечно, идеал Богомолова – это творец-нарцисс, которому все позволено. Кстати, и он сам обращается с Достоевским довольно вольно. Он вкладывает свои мысли в уста Достоевского. В принципе, вещь запрещенная. Но он ее себе позволяет. Он позволяет себе искажать мысль Достоевского, потому что он художник, он творец, он так видит. Он творец, а не «тварь дрожащая»».
В чем заключается консерватизм Богомолова?
Итак, отмечает Александр Щипков, Богомолова пугает этический рейх, который будет останавливать и его творчество, и его ницшеанский подход: «И отсюда возникают нотки консерватизма в интонации Константина Богомолова. Те самые нотки, на которые клюнули консерваторы и стали ликовать, говоря, что в наших рядах пополнение, у нас появился новый яркий человек. Но что консервирует Константин Богомолов? Он консервирует правый либерализм. Потому что этический рейх, как описывает его Константин Богомолов, это не что иное как левый либерализм. И действительно левый либерализм захлестнул Европу и США. Именно левый либерализм пугает Константина Богомолова. Он действительно ужасен. Но противопоставляет ему Константин Богомолов классический правый либерализм».
В одной из своих программ Александр Щипков уже говорил, что сам по себе консерватизм не является самостоятельной идеологией, а сопровождает иные идеологии. Любая идеология в какой-то момент начинает консервировать сама себя. Эксперт отмечает, что Константин Богомолов призывает к одной единственной вещи: консервировать правый либерализм, консервировать левый аморализм.
«Аморализм – это не ругательное слово и совершенно не обидное, – уточняет автор программы. – Сам термин аморализм означает определенный подход к добру и злу. Если добро и зло уравниваются, то не остается места для морали. Уравнивание бога и дьявола – это отсутствие морали. Так что смысл манифеста Богомолова очень прост. Это разочарование в леволиберальном западе. И он предлагает праволиберальную идею с одной новацией: праволиберальная идея минус западничество».
В заключении Александр Щипков признается, что с интересом прочитал манифест Богомолова с точки зрения грядущих выборов в российскую Госдуму. На его взгляд, основная идеологическая борьба за места в ней развернется между леволиберальной идеологией и праволиберальной идеологией. «Что касается нас, христиан, то нет места не там ни тут. Поэтому мы – сторонние наблюдатели», – сказал автор в финале своей программы.
___________
Александр Владимирович Щипков – заместитель Главы Всемирного русского народного собора, первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, советник председателя Государственной думы РФ, профессор философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, декан социально-гуманитарного факультета Российского православного университета, доктор политических наук.