Александр Герцен, впервые издавший автобиографию Екатерины Романовны Дашковой (1744 -1810) на русском языке, особо отметил её заслуги первопроходца «в деле государственном, в науке, в преобразовании России».
Сама же Екатерина Романовна категорически отвергала всякое представление о ней как о женщине гениальной, но признавала, что жизнь её была посвящена разуму. Не была она и учёным, поскольку её образование никогда не было систематическим и методичным, да и жизненные обстоятельства не всегда благоприятствовали «кабинетным трудам», которые она так любила...
Дашкова утверждала, что она появилась на свет в марте 1744 года, хотя по другим свидетельствам это событие произошло годом раньше. Что же касается места рождения Екатерины Романовны, то в этом вопросе источники единодушны — им стала блестящая и многообещающая новая столица Российской империи.
После дворцового переворота 1741 года и восшествия на престол императрицы Елизаветы члены семейства Воронцовых занимали высшие государственные посты. Дядя Екатерины Романовны — Михаил Воронцов — был, между прочим, женат на двоюродной сестре императрицы и был вхож в самый узкий круг государыни. Его брат, Роман Воронцов, тоже был в фаворе. Крупный землевладелец, он значительно расширил свои владения в результате женитьбы на Марфе Сурминой — единственной наследнице большого состояния. Екатерине Романовне Воронцовой не было и двух лет, когда скончалась её мать. Четырёхлетнюю девочку согласился принять её дядя — вице-канцлер Михаил Воронцов. Девочка поселилась в огромных комнатах его великолепного дворца, но, лишённая родительской любви, чувствовала себя потерянной и одинокой. Она никогда не жила вместе с отцом и никогда не была с ним в доверительных отношениях. Племянница вице-канцлера росла вместе с его единственной дочерью-ровесницей, однако девушки имели очень мало общего. Подраставшую Екатерину Романовну трудно было назвать красивой или даже миловидной, зато она была рассудительной, с живым пытливым умом и сильной индивидуальностью.
Умная своенравная девушка плохо вписывалась в общество, ценившее женскую скромность и послушание. В доме дяди она получила прекрасное, пусть и весьма стандартное, образование, и неустанно занималась самообразованием. Ещё в юности Екатерина увлеклась серьёзными книгами, что было непривычным не только среди женщин, но и среди мужчин елизаветинского времени. Книги открыли ей глаза на человеческое достоинство и дух свободы, а идеи Вольтера и Руссо отдавались эхом в её неприязни ко всему искусственному и лицемерному. Лишённая возможностей братьев, получавших фундаментальное образование в Европе, Екатерина Воронцова самостоятельно готовила себя к жизни, которая позволила бы ей существовать вне рамок привычного женского быта того времени. И всё же придворное общество подавляло её энергичную натуру до такой степени, что одиночество развились в психологический кризис. Переживаемое чувство отчуждённости выступило одним из главных факторов, повлиявших на формирование её характера.
Как-то зимой 1758/59 года великий князь Пётр и его жена Екатерина были приглашены на ужин, организованный в их честь во дворце Воронцова. Обаяние ума великой княгини очаровало племянницу канцлера, и, несмотря на споры и ссоры, которые ждали их впереди, она навсегда осталась верна тому первому впечатлению. И хотя к моменту их встречи Екатерина Алексеевна была уже опытным царедворцем, достигшим совершенства в придворных интригах, а Воронцова пребывала в юношеских грезах идеализма, между двумя особами завязалась оживлённая переписка.
Случайная встреча с молодым князем Михаилом Дашковым привела к резким переменам в жизни пятнадцатилетней Екатерина Романовны. Вряд ли её мог привлечь весьма заурядный ум молодого человека, дело, скорее всего, было в желании поскорее вступить во взрослую жизнь. Екатерина получила от отца сильно урезанное приданое, и уже в первый год супружества любивший азартные игры и широкую жизнь молодой муж успел его спустить. Дашкова и её супруг были во многом полными противоположностями, представителями двух разных миров, сосуществовавших в России XVIII века. Она принадлежала к петербургскому обществу, считавшему себя западным и просвещённым, её муж происходил из старого московского патриархального семейства. Новобрачные поселились в Первопрестольной, но юная жена не смогла довольствоваться только домашним хозяйством и воспитанием детей и поддерживала контакты с московской группой передовых писателей и мыслителей. В июне 1761 года, после двухлетнего отсутствия, будучи уже матерью двоих детей, Екатерина Дашкова вместе с мужем вернулась в Петербург. До событий, навсегда изменивших историю России и её собственную судьбу, оставался ровно год.
С воцарением Петра III клан Воронцовых ещё более упрочил своё положение. Вторая дочь Романа Воронцова, Елизавета, стала возлюбленной женатого императора. Однако Дашкова презирала нового монарха и в своей активной оппозиции пошла против всей своей семьи. «Он не был злым; — отзывалась она о государе и своём крёстном, — но его ограниченность, недостаток воспитания, интересы и природные склонности свидетельствуют о том, что из него вышел бы хороший прусский капрал, но никак не государь великой империи». Продолжившееся сближение Екатерины Дашковой со смышлёной супругой императора углубило взаимное доверие двух молодых женщин и вылилось в заговор против Петра III.
Во время переворота 1762 года Дашкова появилась во дворце, когда проходила церемония приведения к присяге. Толпа сторонников приветствовала княгиню, солдаты на руках внесли её в переднюю к Екатерине, после чего две женщины в энтузиазме обнялись и, облачившись в военные мундиры, отправились низвергать Петра. На короткое время Дашкова почти сравнялась с императрицей. При аресте императора Дашковой не было рядом с Екатериной, зато в ликующую столицу они прибыли вместе. И без того заметно холодный по отношению к младшей дочери Роман Воронцов в свете новых печальных для клана событий вовсе порвал с ней всякое общение. Когда через шесть дней после переворота Пётр III был задушен в Ропше, Дашкова содрогнулась. До самой смерти она отказывалась верить в соучастие Екатерины II в этом преступлении. Что же касается передачи власти, то её восприемником, по мнению Дашковой, должен был стать малолетний сын императора Павел, его мать она видела только в роли регентши.
После дворцовой революции Никита Панин представил проект реформы Сената и создания имперского совета с широкими полномочиями. В попытке ограничения самодержавия Дашкова была солидарна с Паниным, и неудача проекта не заставила её изменить своим идеалам конституционализма. Вообще, энергичность и прямота Дашковой оказались бесценными качествами во время переворота, но совершенно не ценились при дворе. Она так никогда и не достигла необходимого мастерства в искусстве двойной игры, лицемерия и лести. Напряжение, возникшее между Дашковой и императрицей, постепенно поднималось до точки кипения главным образом из-за преувеличенной, по мнению Екатерины II, оценки роли Дашковой в дворцовой революции, её стремления к большему влиянию при дворе и продолжавшейся поддержки партии Панина. Вскоре личная трагедия отвлекла внимание пытливой фрейлины, коей стала Дашкова, от сложных коллизий придворной и государственной жизни. В августе 1764 года, во время марша через Польшу, 27-летний Михаил Дашков скончался от банальной лихорадки.
С весны 1765 до 1769 года жизнь Екатерины Романовны следовала установленному порядку: летом она почти всё время жила в своей усадьбе Троицкое, а самые холодные месяцы проводила в Москве. Эти годы одиночества и изоляции были посвящены погашению долгов покойного мужа, чтению, сочинительству и воспитанию детей. Дашкова проявила себя добросовестным, усердным управляющим своих имений, у неё вообще имелись природные склонности к администрированию.
В декабре 1769 года Екатерина Романовна вместе с детьми на два года отправилась в Европу. Княгиня оказалась серьёзной и просвещённой путешественницей, записывавшей всё, что её интересовало не только в искусстве и обществознании, но также в технических и сельскохозяйственных достижениях. Она встречалась с Дидро, которого глубоко уважала и в беседах с которым защищала преимущества конституционной монархии, основанной на английской парламентской системе управления, отмечая при этом, что Россия ещё не готова принять её. Общалась Дашкова и с Вольтером, сильно повлиявшим на неё в юности. Между тем из Петербурга донеслись слухи, что её главный враг при дворе Григорий Орлов начал своё неизбежное падение и восходит звезда Потёмкина. Пора было возвращаться в Россию, где, как она надеялась, её ждали более счастливые времена. Но в столице княгиня не задержалась. Близость к панинской группировке привела её в скором времени к удалению из Петербурга.
Годы, проведённые в Троицком после первого путешествия в Европу, не были потрачены зря. Дашкова участвовала в организации и работе учёного общества при Московском университете — Вольного российского собрания. Общество выпустило шесть номеров журнала, публиковавшего русские литературные и исторические тексты, а также переводы. Статьи Дашковой демонстрировали полную поддержку прогрессивных идей того времени.
В 1775 году княгиня получила разрешение императрицы на новый европейский вояж. Основной темой второго путешествия стало образование сына. Никогда ещё не чувствовала себя Екатерина Романовна столь интеллектуально и эмоционально благополучно, как во время пребывания вместе с сыном в Эдинбургском университете. А затем снова были посещения стран континентальной Европы и встречи с выдающимися деятелями науки и культуры западного мира.
Несколько лет императорского молчания были прерваны неожиданным письмом. Его тон обнадёживал: доброта и благожелательность сменили прошлую холодность. И после семи лет отсутствия на родине Дашкова вернулась в Петербург. Теперь, в отсутствие Григория Орлова, Екатерина снова приглашала Дашкову ко двору, а её сыну было обещано адъютантство у всесильного Потёмкина. Но никакие блага, полученные от императрицы, не могли в сознании Дашковой сравниться с той радостью, которую она испытала, услышав предложение государыни занять пост директора Академии наук.
Кроме эрудиции, образованности и наличия личных контактов с просвещённой Европой, выбор императрицы был продиктован и другими соображениями. Государыня рассчитывала, что проблемы образования и науки отвлекут Дашкову от дел политических. Высокое назначение предусматривало вывод из оппозиции. Это был поистине виртуозный политический ход мудрой императрицы по отношению к своей талантливой, но слишком прямолинейной подруге. Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова стала первой женщиной в мире, которая взялась управлять Академией наук.
По её предложению была также учреждена Императорская Российская академия, имевшая одной из главных целей исследование русского языка. Дашкова стала её первым председателем. В течение тринадцати лет — с 1783 по 1794 год, включая двухлетний отпуск, а фактически одиннадцать лет Дашкова возглавляла две академии. Княгиня обладала настойчивостью и силой для преодоления сопротивления и наведения порядка в академическом сообществе, создания серьёзной атмосферы, благоприятной для исследований и работы. Академия установила более тесные связи с зарубежными научными центрами, избрала новых иностранных членов. Энергия и организационные таланты Дашковой позволили ей активизировать издательскую и переводческую деятельность академии для распространения знаний на русском языке. Чтобы выполнять и поддерживать свои академические программы и инициативы, Дашкова вынужденно затевала яростные споры с высокопоставленными чиновниками.
Годы директорства Дашковой не были посвящены исключительно управлению Академией наук. Княгиня писала пьесы, мемуары, занималась языкознанием и публиковала статьи об образовании, литературе и истории.
Крайности французской революции ужаснули Екатерину. Когда-то восхищавшаяся либеральными идеями, императрица в своей политике становилась всё более консервативной, что не замедлило сказаться на её отношениях с Дашковой. Екатерина подозревала княгиню в пособничестве изданию революционного, по её меркам, «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. Искрой же, зажегшей нешуточный гнев государыни, стала публикация Дашковой трагедии Якова Княжнина «Вадим Новгородский». Екатерина Романовна приняла решение порвать со своей беспокойной столичной жизнью и «жить на покое, <...> не заниматься ничем, кроме сельских дел». 5 августа 1794 года княгиня подала прошение об отставке с руководящих постов в академиях и двухлетнем освобождении от обязанностей фрейлины «для улучшения расшатанного здоровья и приведения дел в порядок». Екатерина удовлетворила просьбу княгини частично, оставив её руководителем академий.
1794-1796 годы Дашкова провела главным образом в Троицком. Она старалась привыкнуть к замедленному темпу сельской жизни, но во всех своих начинаниях была в свойственной ей манере методичной и точной. Современница оставила свидетельство необычайного трудолюбия и энергии княгини: «...она всё умеет делать — помогает каменщикам возводить стены, собственными руками прокладывает дороги, кормит коров; сочиняет музыку, поёт и играет на музыкальных инструментах, пишет статьи, лущит зерно, поправляет священника в церкви, если тот неточен в службе, в своём театре исправляет ошибки актёров; она доктор, аптекарь, ветеринар, плотник, судья, адвокат».
Восхождение на трон Павла означало для Дашковой наступление времени, когда «общество оказалось во власти ужаса и тревоги». За исключением Екатерины Романовны, Павел благоволил ко всему семейству Воронцовых, ведь они поддерживали его отца. Преследование Дашковой император начал с отстранения княгини от «управления порученных ей мест». В те дни Дашкова писала: «Однажды начав избивать свою жертву, тиран повторяет удары до её полного уничтожения. Я жду новых преследований...» И они не замедлили настигнуть «жертву» в виде приказания немедленно отправиться в северные земли Новгородской губернии. Условия жизни в деревне были суровыми, но народ отнёсся к Дашковой с добротой и большим желанием помочь. Местные помещики, наоборот, считали слишком опасным посещать опальную княгиню и избегали её. Многие из прежних друзей перестали писать. Письмо, адресованное императору, с призывом о милосердии неожиданно возымело действие, и в феврале 1997 года Дашкова вернулась в любимое Троицкое, которое настоятельно требовало хозяйского ока. Управление имением дало ей необходимое отвлечение от сердечной боли и депрессии.
Через неделю после убийства императора Павла Дашкова пишет новому императору полное энтузиазма и поддержки письмо, выражая в нём свою «любовь и приверженность». Члены Российской академии единогласно решили пригласить Дашкову снова занять председательское место, но княгиня отказалась. Петербург и особенно двор изменились за время её семилетнего отсутствия. Она больше не чувствовала себя здесь как дома.
Решение взяться за автобиографию было прежде всего ответом на ошибки и неточности, с которыми другие описывали её отношения с Екатериной. В последнем абзаце своих «Записок» с осведомлённостью много страдавшего человека княгиня писала: «В заключение я поистине могу сказать, что сделала всё добро, какое было в моей власти, и никогда никому не причинила зла, а за несправедливость, интриги и клевету, доставшиеся мне, отплатила только забвением и презрением. Свой долг я исполнила так, как его понимала, в соответствии с тем, что подсказывал разум».
Она пережила сына и поссорилась с дочерью, лишив её наследства. Начав жизнь покинутой и одинокой, она кончила её так же.
Елизавета Газарова
Екатерина Дашкова — «ее светлость мадам директор»
Екатерина Дашкова — «ее светлость мадам директор»