Документальное кино России: нужно восстанавливать разрушенную русскую память

О правде в жизни и на экране, об искусстве документального кино с директором и художественным руководителем студии «Русский путь», организатором кинофестиваля «Русское зарубежье», режиссером документальных фильмов «Лики Отечества», «Змея», «Под знаком Поздеева», «Чаша», «Михаил Коренев», «Посольство на Таганском холме», а также фильмов «Погибли за Францию», «Союзники. Верой и правдой», которые получили огромное количество премий и специальных призов, Сергеем Зайцевым ведет диалог доктор филологических наук, арт-критик Капитолина Кокшенева.

Капитолина Кокшенева: Сергей Леонидович, что вам сейчас важнее — снимать кино или воспитывать вкус публики к документальному кино, проводя фестивали «Русское зарубежье», последний из которых закончился совсем недавно?

Сергей Зайцев: Для кинорежиссера всегда важнее делать кино. Я и сейчас себя уговариваю, что прежде всего — я режиссер, а уж потом... Но если честно, поскольку я занимаюсь организацией международного кинофестиваля, руковожу киностудией, киноклубом, а еще и архивом аудио-визуальных документов русской эмиграции в Доме Русского Зарубежья, то на творческую работу времени остается мало. Меня это очень тревожит... Как-то Никита Михалков сказал (за точную расстановку слов не ручаюсь): «Страшно проснуться однажды утром и не понять, что ты уже не талантлив...» Творчеству, поиску всегда должно находиться время. Нужно уметь от чего-то отказываться. Видимо, предстоит научиться.

Капитолина Кокшенева: В ваших фильмах очень много чувства Родины. Одно — у Михаила Корнева и его театра, которое они доносят через народную песню, казачьи обряды и культуру, и совсем иное чувство было у тех русских солдат и офицеров Русского Экспедиционного корпуса, которые оказались в исторической ловушке: после позорного Брестского мира не могли вернуться на Родину, но, сражаясь на стороне французов в Первой мировой, они, как русские, тоже оказались «вне закона», — ведь Россия вышла из войны. Вы можете сказать, что чувство Родины в человеке может меняться, растрачиваться и вообще отсутствовать? Или, напротив, оно заложено глубоко и без него нет человека?

Сергей Зайцев: Именно МОЙ ответ во многом предсказуем. Косвенно он звучит в первой части вашего вопроса. Мне близки люди, в которых чувство Родины «заложено глубоко». Но, к сожалению, должен свидетельствовать, что это чувство в людях меняется. О том говорят примеры современных представителей русских диаспор разных стран. «Нам уже не хочется возвращаться...», «Здесь жизнь налажена, а в России — непредсказуема...» и тому подобное... Было ли у этих людей чувство Родины? У кого-то, вероятно, было... Русские изгнанники первой и второй волн никак не могли вернуться, но в них «чувство Родины» было такое, какое и не снилось многим нынешним патриотам в России. Не осуждать Родину ни при каких обстоятельствах и беззаветно служить ей, пребывая в полуголодном, полуобморочном состоянии, не принимать гражданства приютившей страны-мачехи, строить русские школы и Храмы, воспитывать детей в желании и готовности трудиться только на благо никогда не виденной ими страны и любой поступок соотносить с тем, было ли это или будет полезно России. Да, такой была русская эмиграция. Вот у тех людей чувство Родины было то самое, без которого нет человека.

Капитолина Кокшенева: Вас, конечно же, волнует и современное состояние умов и нашей культуры. У американцев есть «американская мечта», так и у русских, мне кажется, появилась новая русская мечта — просто быть богатым. Причем как-то умудриться стать таковым без труда. Труд не в почете. О трудовых буднях хоть промышленника, хоть землепашца, у нас не модно снимать. Но поскольку наша культура держалась сотни лет на главном постулате — душа всего дороже, то, естественно, мне кажется, что русскому быстро становится скучно быть просто богатым. А то и горькую запивает: весь мир объехал, все, ну просто все есть — машины, яхты, развлечения мыслимые и немыслимые, испробовал блюда всех кухонь мира, а тоска вдруг такая заберет, что на свет белый смотреть не хочется?! Я к чему это говорю: во-первых, русские, особенно молодежь, живут ложной новой русской мечтой. А во-вторых, как мне кажется, бизнес-элита и вообще деятельность бизнесменов у нас в культуре преподносится очень парадно и очень лживо, будто нет среди них ни интеллектуалов, ни ценителей культуры и красоты, ни способных к большому труду для России. Вы со мной согласны?

Сергей Зайцев: Как не согласиться... Для меня одним из маяков в истории русского предпринимательства является Вадим Иванович Туманов. И если оставить в стороне те беды, которые пережил этот человек, его жизнь — честный труд до пота и адекватный труду заработок. При этом трудилась и душа. Кто не читал, советую прочесть книгу Туманова «Все потерять и вновь начать с мечты». Не оторветесь! Взахлеб! Вот, что полезно было бы почитать молодым с «новой русской мечтой». А что касается «родственников» и «доходных мест», то могу процитировать слова Сергея Юрского из недавнего его интервью: «Пока существуют договоренности, семейственная поддержка, дружеские связи — все то, что развилось сегодня в совершенно немыслимых масштабах, ничего не изменится... Происходит уничтожение лучшего путем победы более ловкого». Не убавить и не прибавить...

Капитолина Кокшенева: Ваш фильм «Союзники» рассказывает о том, как видели русские, англичане, американцы, французы и немцы Вторую мировую войну. Эти 12 историй рассказывают ветераны союзных России стран, а еще — два солдата Вермахта. Вы, если я вас правильно понимаю, пытались снять человеческое кино — дать трагедию войны и будни войны через особенные пронзительные нюансы, детали. Картина получила десять наград! Вы чувствуете успех? Расскажите, как снимали этот фильм? Где добывали материалы, в том числе и западный, с каким отношением к себе сталкивались? Случались ли лично с вами во время съемок какие-либо потрясения, сильные впечатления?

Сергей Зайцев: Как бы не затянуть ответ... Слишком много хочется рассказать. Мы с автором идеи и продюсером фильма Александром Смолко решили показать трагедию Второй мировой, прежде всего, через рассказы именно рядовых участников войны, т. е. тех людей, которых и коснулись ее тяготы... И во время съемок я окончательно утвердился в мысли, что за НЕдружбу народов на том свете будут привлечены к ответу только и только политики разных мастей. Но не простые люди. Из них никто не хотел воевать! В том числе и солдаты Вермахта, которые тоже стали нашими союзниками. Союзниками здравого смысла и врагами любого вооруженного конфликта. Один из моих героев — Джок Демпстер из шотландского городка Данбар, с рассказа которого начинается наша картина, сказал мне (пересказываю то, что не вошло в фильм): «В конце 40-х годов нам, людям, участвовавшим в войне, и в голову не могло прийти, что еще когда-нибудь, где-нибудь в мире случится какой-нибудь, пусть даже малый, вооруженный конфликт! Таково было напряжение, пережитое во время войны и сидевшее внутри нас... И к чему мы пришли? Люди ничему не хотят учиться».

А вот вам открытие: фильм я хотел начать с интервью с самыми разными людьми, которые решено было снять на улицах нескольких больших городов и мировых столиц — Парижа, Лондона, Берлина, Нью-Йорка... Я спрашивал у людей о том, что они знают о Второй мировой войне. Таким образом, я хотел убедиться в широко распространяемой во всем мире информации, что люди, как правило, почти ничего не знают и уже не помнят о войне, и не знают толком — кто был против кого и кто за что сражался, а главное — кто Победитель! Я был абсолютно уверен, что мало-мальски грамотные люди в Америке мне скажут, что главные победители — американцы, в Англии — англичане, во Франции скажут, что именно их страна, несмотря на то, что была оккупирована, внесла в общую борьбу такой вклад, без которого Гитлера было бы не одолеть. Я хотел, фактически обвинив народы в беспамятстве в начале фильма, дать зрителю дубиной по голове в виде потрясающих сердце рассказов очевидцев событий! Да не тут-то было! Хитрость моя не прошла. После многочасовых интервью в четырех столицах мира оказалось, что подавляющее большинство людей всех возрастов не просто прекрасно знают, кто, с кем и за что воевал, а еще и говорят, что именно Советский Союз сломал хребет фашизму и благодарят русских... Я вот сейчас вспоминаю... Ком в горле... Не знаю. У нас какая-то странная пропаганда, видимо, работает в отношении истории...

Капитолина Кокшенева: На Западе, как отмечают журналисты, к середине 90-х годов XX века стала заметна такая тенденция: популярные, скандальные сюжеты журналистских расследований часто перемещались в сферу кинодокументалистики. Обвальная известность некоторых лент (если они строятся на скандале) не становится ли одновременно банальной известностью?! Однако именно этот тип фильма, не лишенный эпатажа, как я понимаю, позволил выстроить большую инфраструктуру проката и производства документального кино. Документальное кино вернулось с обочины на столбовую дорогу — вернуло зрителя и стало индустрией, делая сборы не меньшие, чем игровое кино. А это значит, что центральные телевизионные каналы имеют несколько сотен документальных программ и их ...зрители смотрят. Зачем нам, в России, смотреть наше и западное документальное кино? И можно ли говорить, что у нас в стране есть рынок документального кино?

Сергей Зайцев: Ну, чем наш фильм «Союзники» не западное кино? Сняты в основном люди — и тоже не наши... (шучу). Смотреть надо и наше, и западное документальное кино хотя бы потому, что так мы узнаем друг друга. Другое дело, что я и мои коллеги в России пытаемся заниматься не столько документальным, сколько неигровым художественным кино, рынка которого не существует. Прокатывать его и зарабатывать на нем невозможно. Специальные фестивали, которых совсем немного, и киноклубы — это единственные наши площадки. «Редкая птица» долетит до федерального телеканала. Бывает, но это исключение из всех правил. На ТВ попадает продукция, позволяющая делать журналистские расследования или телепередачи, которые, почему-то называют документальным кино. Кино — это искусство, а искусство не терпит повторений, клише... На телевидении же все форматное. Вы представляете себе, что в Третьяковской галерее была бы размещена только «форматная живопись»? Скажем, только размером полтора на два метра и только на определенные темы? Это будет уже не Третьяковская галерея, а коммерческая выставка. Вот и телевидение — это обычный бизнес-центр, и не надо пытаться искать там искусство. Есть интересные передачи, но они ничего общего не имеют с искусством кино.

Капитолина Кокшенева: Скажите, вы хотели бы снимать арт-хауз? Или вам важен зритель массовый? Чем же держится интерес зрителя к документальному кино? Может быть пропагандой политики или «гламурной» картины мира, или образами «настоящих мужчин» и «настоящих женщин»? Или тематическим содержанием фильма? Или личностью, о которой создаете фильм?

Сергей Зайцев: Каждое кино держится на чем-то своем — на герое, на теме... Но я пока не наблюдаю именно массового интереса к неигровому художественному кино, как раз оно и стало своеобразным арт-хаузом. Другое дело, что мы можем мечтать о массовом зрителе — помечтать всегда приятно. Иногда мечты сбываются...

Капитолина Кокшенева: Нет ли тут противоречия? Вы хотите, чтобы ваши фильмы смотрело много зрителей (желание естественное), но вы снимаете кино, которое часто называют «авторским» или «фестивальным», то есть достаточно сложным по своему киноязыку, от которого массовый зритель отучен (или не приучен). Замкнутый круг? Как организовать процесс взаимного встречного движения?

Сергей Зайцев: Этот процесс начнется тогда, когда начнет работать, условно говоря, бюро пропаганды российского документального киноискусства. Когда на всех уровнях начнется популяризация этого жанра. Для этого нужны серьезные средства, которые должно выделить государство. Уверен: тогда и молодежь, воспитанная американскими блокбастерами, начнет смотреть наше неигровое кино. А уж пользы-то сколько будет! Воспитание! Образование! И не давать государственных денег на скандалы и извращения, скрытые под завесой так называемых «национальных проектов». Все должно быть довольно жестко. Процесс болезненный. Поднимется шумиха: «не дают», «душат»... Ведь нам теперь никому нельзя запрещать самовыражаться. Но пусть это делается хотя бы не за государственный счет, т. е. не за наши с вами деньги. А то хорошо некоторые устроились — свою страну грязью поливают да еще потом, под разного рода соусами- вроде как «национальный проект» — нашим же с вами детям эту грязь по телевизору показывают! Нет, господа, только Ее Величество Любовь — к Родине, родителям, своей истории. И вера в то, что все должно быть хорошо. Я стою на том, что чем больше мы себя ругаем, тем хуже, а не лучше жить будем. Выздоравливает тот больной, а часто и безнадежно больной, который верит в выздоровление. А пока мы тихо делаем свое дело. Снимаем «авторское», «фестивальное», светлое кино про любовь.

Капитолина Кокшенева: В советское время все-таки существовала так называемая «школа проблемного кино». Сейчас такой школы нет. У нас нет проблем? Нам не нужна публицистика в кино? Или общество никак не обнаруживает запроса на такое кино? Есть ли в документальном кино ОБРАЗ современной РОССИИ? России день за днем; России, в которой есть помимо миллионеров еще и комбайнеры, а помимо гламурной тусовки — шахтеры, милиционеры, продавцы цветов и продавцы опиума; России, в которой огромное (по моим представлениям) количество здоровенных мужиков сидят в охране всяких учреждений, фирм и фирмочек? Какое лицо России в современном документальном кино?

Сергей Зайцев: Публицистика — часть документального кино, но не главная в области художественных неигровых картин. Впрочем, иногда происходит смешение и можно добиться неплохого результата. Все решают чувство меры, вкус автора. Чтобы не быть голословным — посмотрите работы Саши Куприна или Наташи Гугуевой. Это и есть «школа проблемного кино», которой в стране, как бы, и нет. Просто эту работу не хотят замечать! Я семь лет руковожу киноклубом и могу сказать определенно — общество ждет, хочет смотреть неформатные фильмы. Просто это пока не массовый интерес, но людям надоели и политика, и гламур. А мы в киноклубе только и занимаемся тем, что показываем кино, в котором как раз и есть истинный образ России — простые, добрые, сильные и порядочные люди, у которых, конечно, миллион проблем! И опять, чтоб не пустословить — посмотрите фильмы Бориса Лизнева, Юрия Шиллера, Валентины Гуркаленко... Нельзя врать, но нельзя бесконечный негатив выдавать за подлинную Россию, потому что — это тоже вранье.

Капитолина Кокшенева: Представим себе на минуточку, что вы имеете полную власть все изменить в своей области. Что бы вы сделали, чтобы документальное кино стало существенным вектором в современной культуре и о чем бы вы лично снимали фильмы?

Сергей Зайцев: Необходима заинтересованность государства в развитии документального кино. Стране нужна большая государственная киностудия, занимающаяся производством документального кино — образовательного, проблемного, честного, разного! Кино, создающего положительный имидж России в мире, а не разрушающего ее. Кстати, я бы возродил «Новости дня» и в обязательном порядке показывал перед сеансами всех игровых фильмов, как было раньше. И пусть хронометраж этого киножурнала будет не 10, а только 5 минут. И содержит всего один сюжет, но он должен быть сделан честно и увлекательно. Сегодня его героями были бы и комбайнеры, и учителя, и врачи, как и раньше, но добавились бы и программисты, и священники. Только рассказ об их житье-бытье должен быть интересным! Вот уж чего никто не отменял, так это того, что кино не должно быть скучным!

А я бы снимал ровно о том же, о чем снимал и до сих пор — о человеке на войне, об искусстве внутри человека, но только не об известных людях! О них всегда есть кому «позаботиться». Нужно восстанавливать разрушенную русскую память и открывать новые имена и новые горизонты.